Александр Проханов - Горящие сады

Он встал, быстро отошел в угол комнаты, повернулся спиной. Перчатки его остались лежать на столе с загнутыми искривленными пальцами. Волков поднялся и тихо вышел. Шагал к воротам и думал: вот она, страшная цена за ошибки, за так называемые издержки процесса. Какое чудо в состоянии воскресить этого человека? Что может его снова заставить сказать: «Да здравствует революция!»?

В органах афганской госбезопасности, ХАДе, Волков беседовал с майором Али, облаченным в голубые восточные одежды.

— Али, — сказал Волков, отпивая глоток чая, — чем ты меня сегодня порадуешь? Ты обещал информацию. Я за ней приехал. Покажи что-нибудь новенькое, Али!

— Да, знаешь, мало новенького, — уклончиво отвечал Али, ломая хрупкое сладкое тесто. — Если хочешь, могу показать захваченное оружие и листовки.

— Ты все это уже показывал в прошлый раз. Это я уже видел. Три дня смывал с себя оружейную смазку. А что-нибудь новенькое, а?

— Ну что может быть новенького? — Али держал перед глазами пиалу. — Ну, захватили канадского журналиста, который занимался сбором сведений о дислокации войск. Нашли у него план размещения частей. Похоже, фигура крупная.

— Ну так покажи мне его!

— Рано. Когда будет можно, устроим пресс-конференцию, соберем журналистов, покажем его широко по телевидению, радио.

— Али, ну ты ведь понимаешь, пресс-конференция, телевидение — это общее достояние, общий наш черный хлеб. А мне бы хотелось, чтобы ты, брат, оказал мне особую степень доверия. Хотя бы намекнул, чего можно ждать. На что мне рассчитывать. Сориентируй меня, Али!

Тот пил чай, держа на смуглых пальцах пиалу, запивая маленький сладкий ломтик. Гладкое бронзовое лицо. Продолговатые, влажные, цвета вишни глаза. Голубые в вольных складках одежды. Каракулевый колпачок. Деревья и горлинки за окном. Персидская миниатюра. И только стол с селектором и пистолет на разложенной карте нарушали картину.

— Могу кое-что сообщить, — сказал, колеблясь, Али. — Есть сведения, еще не точные, что враги замышляют что*то в Кабуле. Во всяком случае, есть на это намеки. Мы склонны так думать по ряду признаков.

— Что за признаки? Что они замышляют?

— По нашим сведениям, усилился приток подозрительных людей из провинции. Приходят и селятся кто в пригородах, кто в Старом городе под видом родни и знакомых. Живут тихо, стараются на улицах не появляться. Такое впечатление, что происходит накопление сил и, конечно, накопление оружия. Мы захватили несколько легковых машин, под сиденьями — тайники с оружием. Автоматы, гранаты.

— Что же они замышляют, по-твоему?

— Не думаю, чтоб это был путч или какой-нибудь поход на Кабул. Но беспорядки возможны. Демонстрации. Отдельные теракты.

— Ну и что же вы делаете в свете этих ожиданий? Облавы? Превентивные операции? Может, возьмете меня на одну?

— Нет, мы не делаем облав. Стараемся избегать превентивных арестов. Народ устал от облав. Новый период революции покончил с репрессиями, с тюрьмами и арестами. В том*то и дело, что враг желает нас спровоцировать, вызвать репрессии. Мы не должны поддаваться на провокации. Должны отсечь подстрекателей и провокаторов от населения. Я надеюсь, что удастся избежать беспорядков.

— Я улетаю в Джелалабад, Али, у меня к тебе просьба: сообщи туда своим людям, чтобы меня встретили.

— Хорошо, сообщу. Начальник джелалабадского ХАДа Хасан — мой друг. Он сам интересный человек, ты посмотришь. Преданный революционер. А брат его Феруз — главарь крупнейшей банды, терроризирующей всю джелалабадскую округу. И они охотятся друг за другом, кто кого. Ты посмотришь. Когда возвращаешься?

— Не знаю.

— Мой тебе совет: постарайся вернуться в Кабул к началу двадцатых чисел. Что*то они затевают, хотя и не знаю что. Интуиция мне подсказывает.

— Как хорошо, что у меня есть такой друг, а у него есть такая интуиция! — засмеялся Волков, внутренне жестко и четко зафиксировав дату своего возвращения. — Ты прекрасно выглядишь в своем голубом. Я бы тебя не узнал на Майванде. А я чувствую себя, когда гуляю по улицам, белой вороной. Не завести ли и мне такой наряд?

— Не поможет, — ответил Али. — Ты в нем все равно будешь белой вороной.

Затрещал, замигал селектор. Али потянулся к трубке. Выходя, перед зданием ХАДа Волков разглядел под деревьями сломанный, старомодный тарантас на рессорах, на прелых спущенных шинах, заржавелый, без седоков и коней. На мгновение чья*то боль и безвестная жизнь коснулись его. Почувствовал их в себе, глядя на ломаные спицы в колесах.