Александр Проханов - Горящие сады

— Нагахан! — крикнул Сардар сквозь ветер, указывая рукой, и Волков, оглянувшись на крик, увидел на обочине два изуродованных, черно окисленных короба, осевших на колеса. Пахнуло холодной гарью резины. Полк стал съезжать с автострады. Вздымая пыль, двинулся по проселку, погружаясь в безлюдье, окруженные саманом сады, путаницу арыков и рытвин, в которых дремали корявые лозы, осыпанные жестяной листвой.

Колонна замедляла движение, растягивалась, отделяла батальоны и роты. Солдаты выпрыгивали из грузовиков, строились. Полк окружал кишлак, отсекая его от долины. Грузовики, опустевшие, откатывали. Солдаты в строю поправляли автоматы и каски. Пыль медленно оседала над их головами, открывая безлюдные заросли за глинобитной стеной, редкие нежилые башни виноградных сушилен с рядами окошек-бойниц. Солдаты напряженно смотрели в пустоту виноградников, пустота смотрела на них.

— Прочесывать будем три сторона, — показывал Саид Исмаил Волкову. — Там крепость, феодал. К ней все сходится. Активисты помогут, узнают бандитов. — И он указал на двух афганцев в шароварах, пиджаках и повязках с автоматами на плечах. Оба поклонились Волкову, нервно держась за ремни автоматов, вглядываясь в близкий, укрытый в садах кишлак. — Это хороший, наши люди, активисты эндэпэа. Бандиты пришли, активистов стреляли. Семья нет, семья враг убил. Это Миамухаммад. — Один из активистов, с оспинами на черном лице, откликнулся на звучание имени. — Бандиты отца за веревку завязывали, по всей кишлак тащили, били камни, нож, палка, люди смотрят, боятся. Отца убили. Это Ярмухаммад. — Другой вскинул смуглое, с угольными глазами лицо. — Его брат огнем жгли, жена убили, дети убили. Один совсем. Оба с нами идут, показывают, кто враг, кто друг. Лицо врага знают. Будут помогать. — Оба афганца, не понимая слов, кивали, нетерпеливо переступали, словно торопили солдат, стремились к глиняной изгороди.

Полковник шагал вдоль строя, оглядывая солдат, сухой, невысокий, легкий, белея висками. Останавливался на мгновение, что*то говорил офицерам. Тускло светились каски. Отливало чернью оружие. Колыхались хлысты антенн, трости миноискателей. Громко скомандовал. Цепь дрогнула, колебалась на невидимой шаткой черте, переступая ее и сминая, и всей массой, шурша и пыля, сначала шагом, потом все быстрей, бегом, кинулась к глиняной изгороди, прыгая на нее со стуком живых мягких тел, садясь верхом, как в седло, рушась, пропадая в зарослях. Волков ждал, что сразу застреляет, загрохает, отзовется стоном и болью. Но было тихо. Пыль оседала. На проселке отпечаталось множество солдатских подошв. Цепь, чуть видная, колыхалась головами среди виноградных лоз.

Волков присоединился к офицерам штаба, солдату с рацией, десятку автоматчиков, сопровождавшим командира полка. Сардар провожал глазами цепь, досадуя, что остался в тылу с командиром. Шли по узкому, похожему на желоб проулку, среди глухих глинобитных стен. Волков смотрел на свою тень, скользящую по желтой изгороди, чувствовал, что недавно, незадолго до их появления тут была жизнь. Испуганно кинулась прочь, оставляя следы своего пребывания. В арыке только что пущенная вода заливала сухое дно, гоня перед собой ворох соломинок, шевеля опавшие листья. На земле, среди овечьих сердечек, лежала оброненная красная ленточка, еще не затоптанная, не запыленная. Упертая в камень, торчала коряга в надрубах, надколах, среди свежих розовых щепок, и тут же валялся кетмень. Над изгородью на жердине висели плетеные клетки, в них мерцали глазками подсадные охотничьи перепелки. Одну клетку не успели закрыть, и рябая птичка, растопырив крылья, побежала перед солдатами. На утоптанной сорной площадке чернела свежая кровь, лежал обрубок бараньей ноги. Мухи со звоном снялись, когда они проходили.

Волков шагал, чувствуя за стеной притаившуюся жизнь. Тень металась по изгороди. Булькала рация.

Внезапно приоткрылась дверь в стене. В проулок вышла маленькая девочка, босая, с черными косичками, сгибаясь под тяжестью кувшина. Пошла навстречу солдатам, протягивая кувшин. И те бережно ее обступили, осторожно принимали кувшин, припадали к краю губами. Пили, передавали друг другу. Сделал глоток полковник. Выпил Сардар, отирая блестевшие румяные губы. И Волков сделал несколько глотков чистой, студеной воды, слушая, как гулко от дыхания в опустевшем кувшине. Активисты, Миамухаммад и Ярмухаммад, прислушиваясь, летали глазами над изгородью, стискивали автоматы. Но кругом было тихо. Близко, невидимые, двигались цепи, обшаривая сады и сушильни, пробираясь в арыках и рытвинах.