Оксана Васякина - Рана

Стыд за то, что я лесбиянка и мне нравятся маскулинные женщины, жил во мне. Он пожирал меня изнутри, и я запрещала себе смотреть в их сторону. Попав в феминистскую среду, я столкнулась с еще большим осуждением бучей. Впрочем, оно мне было знакомо по второй новелле фильма «Если бы стены могли говорить», где молодая рыжеволосая девушка Линда из феминистской организации знакомится в лесбийском баре с молчаливой байкершей Эми. Эми – отшельница в кожаной куртке, Линда – рыжеволосая девушка из университета. Эми вызывает возмущение подружек Линды, она далека от своей корневой женственности, за которую борются феминистки Второй волны, она подражает мужчинам и, соответственно, является агенткой патриархата. Так думали и московские феминистки середины 2010-х годов; впрочем, похоже, многие так думают и до сих пор. Хотя именно этот эссенциалистский взгляд закрепляет за женщинами феминность и не дает им права на поведенческие варианты. Маскулинность и фемининность не принадлежит ни мужчинам, ни женщинам, и маскулинные женщины являются прямым этому доказательством. В лесбийской и феминистской среде была допустима «золотая середина», но все, что касалось радикального приближения к краю гендерного спектра, отпугивало и порицалось. Возвращаясь с небес гендерной теории на землю, я могу сказать, что маскулинные женщины пугали феминисток еще сильнее, чем мужчины. И я как несколько лет назад поддалась влиянию лесбийского окружения, так и теперь не могла себе позволить даже смотреть в сторону бучей. И ужасно мучилась от этого. С феминными женщинами я могла заниматься сексом и встречаться, но длилось это недолго, обычно я быстро разочаровывалась и спускала все на тормозах. Такими отношениями были отношения с Катей и Лерой. Сначала мы неустанно занимались сексом, а потом я обнаруживала, что в быту и повседневной жизни мне тяжело с ними. Тяжело и неинтересно, а еще – некомфортно, потому что все, что в достатке было у меня, было и у них. Но ни в них, ни во мне не было тех качеств, которые меня всегда привлекали в женщинах.

А потом я встретила Алину. Она пришла к нам в гости, когда мы с Лерой жили в Кузьминках, и мне сразу стало понятно, что она пришла за мной. Сначала я поймала на себе ее внимательны взгляд, следящий за каждым моим движением. Потом я заметила, с каким вниманием она слушает меня. Затем услышала, как она говорит. Алина младше меня на несколько лет, но в ней я почувствовала то, что мне всегда нравилось и чего мне не хватало. Она автономная, всегда имеет свое мнение и придерживается его. Но дело было не в том, как она вела себя, – я видела ее взгляд, который превращал пространство в теплое безопасное место.

В этом пространстве я могла быть долго и не думать ни о чем. Иногда я украдкой рассматривала ее профиль и горько завидовала женщине, которая окажется рядом с Алиной. Я ненавидела эту женщину, потому что хотела быть на ее месте.

Темные большие теплые глаза Алины всегда смотрели на меня, и я успокаивалась, когда она была рядом. Я так долго запрещала себе рассматривать ее всю, что не сразу заметила ее руки. Но спустя два года после нашего знакомства я наконец их разглядела. Она сидела на кресле в моей маленькой кухне, в руке у нее была бутылка «Хугардена», мы отмечали ее возвращение из Израиля. Алина рассказывала что-то о Ливане и Грузии, а я тайком рассматривала ее. Сначала я увидела большие смуглые скульптурные ступни с выступающими костяшками и поразилась их красоте. Подумала о том, что если у нее такие красивые ступни, то, наверное, и руки очень красивые. Тогда я подняла глаза на ее руки. Ее широкая ладонь обнимала запотевшую бутылку пива, а на широком запястье была повязана какая-то веревочка. Больше всего меня удивил контраст, который создавали ее орехового цвета длинные пальцы, лежащие на светло-серой пивной этикетке. Она была как мастерски выточенная трость красного дерева. Алина поймала мой взгляд на ее руке, и я, смутившись, перевела глаза на пепельницу. Мне хотелось потрогать ее. Потрогать коричневую кожу с набитыми на плече черными татуировками. Потрогать курчавые черные волосы. Погладить ступни. Но больше всего мне хотелось положить в рот обе ее кисти. Мне очень хотелось облизать ее пальцы.

Слушая ее рассказ, я представляла, как эти руки гладят меня. Ночью я не могла заснуть: мысли о ней, о ее руках, которые трогают меня везде, не давали покоя. Я бродила в туалет, на кухню за водой и обратно в постель, думая о том, что эта женщина может ко мне прикоснуться. Когда я начинала представлять, как она снимает с меня одежду, подхватывает своей рукой, а потом прикасается к моей вульве, холодный спазм схватывал низ живота. Это было приятно и страшно одновременно. Я хотела быть с ней, хотела, чтобы она забрала меня к себе навсегда. На интуитивном уровне я понимала, что эта женщина – моя будущая жена и моя опора, но сначала нужно было прикоснуться к ней, понюхать ее и поцеловать.