Юкио Мисима: Жизнь на продажу

Плавные контуры её тела — от плеч до ягодиц — сразу навели на мысль о сладких объятиях. Он смотрел на девушку как зачарованный, с трудом веря в происходящее.

Наконец, грациозно ступая, Рурико обошла вокруг кровати и с деловым видом юркнула под простыню.

Понимая, что это не самая подходящая тема для разговора в постели, Ханио тем не менее не смог побороть любопытство:

— Зачем вокруг кровати-то?

— Это у меня вроде ритуала. Знаешь, собака, перед тем как улечься, кружится на месте. Инстинкт своего рода.

— А я не знал.

— Ладно, времени нет. Давай по-быстрому, — расслабленно проговорила Рурико, закрывая глаза и обхватывая Ханио за шею.

Стратегия Ханио заключалась в том, чтобы максимально растянуть процесс, как можно дольше удерживать партнёршу на грани — попробовать одно и вернуться к началу, потом другое, и снова отступление. И так несколько раз. Но к его удивлению, с первого же раза пошло не так, как он привык. Глядя на тело Рурико, можно было понять ту одержимость, с какой рассказывал о нём посетивший Ханио старичок. Поэтому план действий, намеченный Ханио, чуть было не провалился, но всё же ему удалось устоять.

Задача заключалась в том, чтобы не дать Рурико отвлечься от того, чем они занимались, чтобы она оставалась сосредоточенной на этом даже под страхом смерти. И Ханио пустил в ход все приёмы, которыми владел: то возбуждал в ней сожаление, что всё вот-вот закончится; то дразнил, вызывая радость оттого, что это не кончается. Чтобы добиться нужного эффекта, требовались краткие паузы. Ханио был уверен в себе и умел их делать. Тело Рурико приобрело цвет спелого персика, и хотя девушка лежала на кровати, ощущение было такое, словно она парит в воздухе. Взгляд её глаз, полных слёз, цеплялся за лучи света, проникавшие через окно в потолке, и тут же соскальзывал вниз. Она была узницей, лишённой возможности вырваться на свободу.

Ханио бросался на приступ, делал паузу; передохнув, начинал снова. Но с каждым усилием он всё ближе приближался к тому, чтобы оказаться в необыкновенной ловушке, которую представляло собой тело Рурико. Избежать этого можно было, только наблюдая, как её фантазии становятся всё более изощрёнными.

Занятый этим делом, Ханио услышал, как во входной двери тихо поворачивается ключ. Рурико ни на что не обращала внимания и, крепко зажмурившись, мотала головой из стороны в сторону. Лицо её было мокрым от пота.

«А вот и конец, — подумал Ханио. — Пистолет, скорее всего, с глушителем. Сейчас он проделает маленький красный тоннельчик в моей спине, который войдёт в грудь Рурико».

Дверь потихоньку затворилась. В квартиру определённо кто-то вошёл. Однако ничего не случилось.

Ханио не хотелось оборачиваться — к чему лишние усилия? Раз уж времени совсем не остаётся, надо, чтобы концовка была достойной. Лучше всего, если смерть застанет его именно в такой момент. Конечно, жизнь не была целиком посвящена ожиданию этой минуты, и тем не менее он с ощущением неожиданно свалившегося счастья топил себя в подготовленных Рурико восхитительных ловушках. Но даже когда всё закончилось, ничего не произошло и Ханио, не отрываясь от Рурико и приподняв голову, как змея, обернулся.

Он увидел толстого, комичного вида человека средних лет, одетого в модный, абрикосового цвета пиджак и берет. На коленях у него был большой альбом для рисования, в котором толстяк энергично водил карандашом.

— Э-э… не шевелитесь, не шевелитесь, — кротко проговорил он, не отводя глаз от бумаги.

Рурико будто пружиной подбросило, стоило только услышать его голос. Ханио поразился, увидев на её лице выражение безотчётного ужаса.

Рурико сильно дёрнула простыню, натягивая её на себя, и села на кровати. Ханио остался голым, единственное, что он мог делать в таком положении, — переводить взгляд с Рурико на вошедшего и обратно.

— Почему ты не стреляешь? Почему ты нас не убил? — пронзительно воскликнула Рурико и разрыдалась. — A-а, понятно! Ты собрался поджаривать нас на медленном огне.

— Не шуми ты. Уймись.

Толстяк ещё старательнее заработал карандашом. Говорил он с каким-то странным акцентом, присутствие Ханио полностью игнорировал.

— Хороший рисунок получается. Ваши движения были прекрасны. У меня сейчас проснулось художественное чувство, не могли бы вы помолчать ещё немного.

И Ханио, и Рурико были вынуждены подчиниться.

— Ну всё. Я закончил. — Толстяк сложил альбом, снял берет и положил на стул. Потом подошёл к кровати и, уперев руки в бока, тоном учителя, разговаривающего с младшеклассниками, сказал: — А теперь оденьтесь, а то простудитесь.