Кинки Фридман - Убить двух птиц и отрубиться

— Лично я ни разу не перечитывал это дерьмо, — сказал я Стиву. — Достаточно того, что я его написал.

— Что ж, — ответил он, — по крайней мере, тебе не придется его редактировать.

— Только не надо ругать мой роман, — предупредил я. — Единственная причина, по которой я называю его дерьмом, состоит в том, что он слишком точно следует за реальными событиями. Если «Великий армянский роман» никуда не годится, то только потому, что жизнь — это полное дерьмо.

— Ты прав, старик, — ответил Стив. — Иначе зачем бы я стал жить с тремя кошками и носить галстук-бабочку?

Ну ладно, достаточно об этих людишках и их дурацкой работе. У всей этой армии писателей, редакторов, агентов, издателей, юрисконсультов, публицистов и критиков никогда бы не хватило пороху вступить в войну с одноглазым великаном. Среди писателей, может, и нашлось бы несколько смельчаков, но все они уже умерли, в большинстве случаев выбрав смерть под забором и похороны в братской могиле с надеждой на славу, которая ускользнула от них при жизни. Но Клайд и Фокс были настоящими героями — в прямом, а не только в литературном смысле этого слова. Их было не удержать на страницах книги — они выскакивали оттуда, чтобы надавать пинков под задницу всей Америке.

Однажды Фокс заявился в квартиру поздно ночью. Когда он вошел, Клайд как раз взяла меня за руки и заглянула мне в глаза, чтобы поискать там нечто такое, чего там явно не было. В карманах у Фокса что-то мелодично позвякивало, словно крошечные лилипуты чокались, поднимая тосты за успех книги Джонатана Свифта. Фокс принялся вытаскивать одну за другой склянки с какой-то прозрачной жидкостью. Потом он порылся у меня под кухонной раковиной и достал оттуда давно забытый мною пульверизатор, вылил в раковину его содержимое и наполнил заново жидкостью из своих склянок.

— Что это? — спросил я.

— Это слоновье дерьмо номер один, — ответил Фокс. — Масляная кислота.

— Пахнет она точно как слоновье дерьмо, — заметила Клайд.

— Ты еще не знаешь, как она начнет пахнуть, когда я распылю ее вдоль фасада «Старбакса», — ответил Фокс. — Люди будут обходить весь западный Гринвич-Виллидж. А храбрецы и заблудившиеся туристы будут валиться на землю, как мухи. Кстати, о мухах: им это должно понравиться.

— Когда начнется операция? — спросил я.

— Минут через пять, — ответил Фокс.

— Отлично, — сказала Клайд. — Чем скорее ты унесешь отсюда это говно, тем лучше.

— В этой операции ваша помощь мне не нужна, — сказал Фокс. — Но вы можете поучаствовать в качестве наблюдателей от ООН.

— Это может дать тебе хороший литературный материал, — съязвила Клайд.

Смотрела она на меня, впрочем, без всякой иронии.

— Я не пропустил бы этого зрелища ни за что на свете, — ответил я.

Когда мы добрались до «Старбакса», было почти три часа ночи — отличное время для того, чтобы разбрызгивать масляную кислоту по фасадам. Мы с Клайд постояли на шухере, и операция прошла как по нотам. Она не заняла и трех минут. Смотреть, правда, было особенно не на что. Зато было что понюхать — запах был совершенно неописуемый. Когда мы ускоренным шагом возвращались домой, вонь, казалось, наступала нам на пятки. Она отчетливо чувствовалась еще за квартал от «Старбакса».

— Теперь кое-кто призадумается, так ли уж сильно он хочет утреннего кофе-латте, чтоб сюда зайти, — сказал Фокс с победной улыбкой.

— О господи, — вздохнула Клайд. — Тут кто угодно призадумается.

— Завтра утром им придется сразу закрыть лавочку, — сказал я.

— Ну, не факт, — ответил Фокс. — Их так просто не возьмешь. Наверное, баристам придется выдавать каждому клиенту противогаз. Но никто не уйдет, пока не получит свой замечательный, обязательный, гребаный гурманский напиток.

— Ты что, как будто этим расстроен? — ласково спросила Клайд.

— Нет, я не расстроен, — ответил Фокс. — Но я грустен и разгневан. В каждой шутке есть привкус грусти и гнева.

— Значит, мы подшутили сами над собой, — заметил я.

— Отлично сказано! — одобрил Фокс. — Пиши, Уолтер, пиши.

Я так и не узнал, открылся ли «Старбакс» в то утро. В конце концов, это их дело. Думаю, что открылся: эту сучку не пугает взбучка. Что же касается нас, трех подельников, то на следующий день мы проснулись после полудня. Я долго лежал на своем матрасе и смотрел на Клайд, которая ангельски посапывала рядом со мной. И еще слушал дьявольский храп, доносившийся из спального мешка по другую сторону от нее.

Иногда просыпаешься с головой настолько ясной, что пока лежишь в постели, тебе начинает казаться, что ты другой человек. Или как будто видишь все на свете впервые: и себя, и своих друзей. Шуточки, которые мы разыгрывали со «Старбаксом», были, конечно, ребяческими, дурацкими и совершенно бессмысленными, но все-таки эта идиотская история переполняла меня радостью. Никто никогда не втянул бы меня в такое дело, если бы я сам не захотел. И не надо спрашивать, зачем мы все это делали, — думал я. Задумываться об этом — не наше дело. Наше дело — действовать или умереть. Были ли действительно Клайд ангелом, а Фокс дьяволом, или же они были просто двумя частями моей расколотой души?