Кинки Фридман - Убить двух птиц и отрубиться

Наутро после нашего гиннесовского марафона мне позвонил адвокат Фокса. Не буду утомлять вас деталями, просто дам обзор — а лучше сказать недообзор — всех тех скучных дел, которые мне пришлось проделать. Во-первых, я взял такси и отправился на Сотую улицу, где, поблуждав какое-то время в лабиринте коридоров, обнаружил Вуди Аллена, болтавшегося у входа в маленький судебный зал. Адвокат сказал, что поскольку Фокс — житель города Нью-Йорка и преступление совершил не тяжкое, то есть шанс вытащить его без всякого залога. Я ответил, что это прекрасная новость. Жаль, что оба мы оказались неправы.

Вуди Аллен сказал также, что в крайнем случае придется внести небольшой залог, и тогда я вполне законно «поимею» Фокса, как он выразился. И если Фокс никуда не скроется и вовремя появится на судебном заседании, то деньги мне вернут. Он еще долго болтал о том, что может, а что не может случиться с Фоксом Гаррисом и со мною, а также с другими подсудимыми и их добрыми ангелами, вроде меня. Это было ужасно скучно, но я всеми силами старался показать, что внимательно его слушаю. Наконец нас позвали в зал, и слушания начались.

Слушания слушались неспешно, одно дело за другим, пока наконец не наступила очередь Фокса. Тогда Вуди Аллен встал и сказал свое слово. Потом судья объявила, что «не видит в настоящее время причин психиатрического характера, которые могли бы воспрепятствовать внесению залога». Фокс, который до того уже успел объявить, что не признает свою вину, выпускался под залог в сто тысяч долларов. Я быстро подсчитал в уме, что с меня причитается ровно десять тысяч. Хорошо все-таки, — подумал я, — что у меня нет детей, за которых надо вносить плату в колледж. Фокс показал мне поднятые вверх большие пальцы — что сделать было не так уж легко, принимая во внимание наручники. Я, как мог, улыбнулся ему в ответ. Я прекрасно понимал, что отдаю последние деньги, и если Фокс Гаррис решит не показываться больше в суде, то все, что у меня останется, — это сам Фокс.

Судья ударила своим молоточком — по-моему, уже в пятидесятый раз за это утро — и Фокса увели. Я подождал, пока адвокат подошьет к делу еще одно ходатайство или соберет свои бумаги — или что там еще должен делать адвокат, если он назначен судом и к тому же похож на Вуди Аллена. По правде говоря, мне было немного жаль бедолагу. Но еще больше мне было жаль самого себя. И уж точно — свидетельствую — мне не было жаль Фокса Гарриса.

Вуди Аллен вышел наконец из зала суда и отправился вместе со мной по коридору в маленький офис, где мне предстояло расстаться со своим червонцем. Я успел все обдумать, и теперь мне не надо было никакого Вуди, чтобы объяснить, насколько опасное это дело — выплачивать залог за другого. Может быть, я и «поимел» Фокса Гарриса, но, в определенном смысле, Фокс тоже поимел меня. Любая сумасшедшая выходка с его стороны — и я остаюсь без десяти тысяч. Я хорошо знал его импульсивность и непредсказуемость, и это знание меня совсем не грело. Конечно, эти качества делали из него яркого и колоритного литературного героя, но залог лучше выплачивать за человека без подобных качеств.

Мне пришлось отстоять длинную очередь. Я стоял и спрашивал себя: а зачем я это делаю? В качестве гуманного жеста? Просто ради Клайд? Наверное, все-таки ради Клайд — правда, с оговоркой, что в последнее время я все время совершаю поступки, о которых раньше и думать бы не стал, и до конца не понимаю, зачем это нужно. Одним из таких поступков было писание книги — и, пока я стоял в очереди, меня точило сознание того, что сейчас можно было сидеть и писать — вместо того, чтобы стоять здесь и дожидаться, когда меня остригут на десять тысяч. Но, с другой стороны, ведь никто меня не заставлял это делать. И если бы я не связался с Фоксом и Клайд, то вообще бы ничего не написал. Следовательно, присутствие в этой очереди имеет какой-то смысл, решил я. Как сказал мне позднее Фокс: «Все на свете можно сделать белым. Просто добавь побольше „Тайда“».

Наконец я добрался до судебного клерка. Назвал ему номер дела Фокса и достал чековую книжку. Однако оказалось, что они не принимают чеков, и мне пришлось вытаскивать кредитку. Потом я подписал бумаги. Потом клерк сказал, что Фокса скоро выпустят, и что мне можно идти домой. Что я и сделал. Правда, до дома не дошел.

Как ни странно, я завернул в «Единорог», почувствовав, что мне надо кинуть на грудь, прежде чем к этой груди припадет выпущенный на волю Фокс. В «Единороге» было пусто. Джонджо с грустным видом протирал кружки. Я заказал «Гиннес» и решил, что так и быть — послушаю его печальную повесть. Ведь это самое малое, что я могу сделать для Клайд, поймал я себя на мысли. И тут же вскинулся: получается, я — марионетка в ее руках? Нет, надо гнать такие мысли, сосредоточиться на «Гиннесе» и на том, что говорил Джонджо.