Когда я наблюдаю со стороны за нашими домашними праздниками на троих, я удивляюсь, что мы — немного бабушка и дедушка, я стала склонна к их формату.
С тех пор как их обоих нет, первое января опустело и потеряло первоначальный смысл. Похмельный день вне времени. У меня же ёкает. С Новым годом их обоих там на небесах.
Сидела пару дней назад в нашей музыкальной школе и ждала дочку с урока доктора Эстер. Зима — на излёте, но ещё холодно.
Я обычно коротаю время в холле на первом этаже и жду дочь, уткнувшись в экран лэптопа, — мне всегда есть о чём писать.
Главное — не забыть наушники. Ведь в том же холле стоит пианино для «свободного пользования», и на нём почему-то постоянно тренькают именно те ученики, которые абсолютно не умеют играть. Они развлекаются, ожидая другие занятия. Молотить кулаками, ударять локтями или беспощадно долбить по клавишам пальцами. Это территория их свободы и моих персональных мучений, но меня спасают наушники.
А пару дней назад я их как раз и забыла. И ждала испытания для своей нервной системы. Но облака словно нарочно расступились над моей головой, ноющей от усталости к семи вечера. И холл был поразительно пуст и тих. Я слышала, как шелестят клавиши моего компьютера под подушечками пальцев. Как буковки складываются в слова.
И вдруг я оторвала взгляд от текста. Меня отвлекло, вынуло из сосредоточенности. Откуда-то из глубин музыкальной школы тихо лилась мелодия. Которую я никогда раньше не слышала. Настолько чистая и пронзительная, как река, спускающаяся с высоких гор.
Я не успела даже осознать, как мне нравится эта музыка с едва ощутимыми мелизмами, незамысловатая и сильная, как природная стихия, я инстинктивно полностью переключалась на слух. Мне кажется, у меня даже уши поднялись, как у щенка корги.
И я встала и пошла. Мне стало жизненно необходимо узнать, кто этот музыкант и что он играет. Я двигалась навстречу звуку. Первый пролёт, второй, третий, узкая деревянная лестница. Мне никто даже не перегородил проход. Никто не спросил, кто я такая и куда я направляюсь. Куда же испарились все дети?
И вот я утыкаюсь носом в дверь. Боялась: не дай бог оно в записи. Открываю дверь без стука, а там — обыкновенный маленький кабинет музыкалки, и сидит за роялем седовласый мужчина, по возрасту — чуть младше моих родителей, тёмная рубашка, миндалевидный разрез глаз.
Я говорю: «Простите ради бога, что так врываюсь без приглашения, но музыка, которую вы играете… Я — музыкальный человек, но со мной нечасто такое бывает… У меня от неё сердце начало биться в два раза чаще и слёзы на глазах выступили. Что это такое?»
А он говорит: «Вы же по-русски говорите, да?» — и переходит на мой родной язык.
Я, продолжает он, преподаватель сольфеджио и скрипки в этой музыкальной школе, меня зовут Ибрагим, я давно в Америке, уже сорок лет, я учу музыке детей Бруклина, в том числе разучиваю песни на идиш с религиозными евреями района Мидвуд. А вообще я профессор Московской консерватории, музыкант-песенник и композитор, и эта мелодия — тема моего дома, которую я написал ещё мальчиком в четырнадцать лет в родном Душанбе.
И я попросила этого таджикского Филиппа Гласса сыграть мне саундтрек своего детства ещё раз. Только для меня. Я записала эту музыку для сториз.
Честно говоря, его сигаретами. «American Spirit» в жёлтой пачке, и клубы дыма растворяются в осеннем воздухе над Манхэттеном. Ещё Нью-Йорк пахнет виски-скотчем на дне стакана, этот копчёный острый запах, который позже разливается теплом по всем сосудам. Нью-Йорк пахнет самым началом нашей истории.
Нью-Йорк пахнет моими терпкими бергамотовыми «Ле Лабо», которые мерцают весь день разными запахами. Он пахнет апельсиновым лосьоном для рук «Эзоп», пробники с которым выставлены прямо на улице, и мы всегда охотимся за новыми ароматами.
В Ист-Виллидже пахнет свежей краской стрит-арта, в Трайбеке — острой сальсой и кукурузными чипсами, в Сохо — свечами «Сир Трудон», в Чайна-тауне — свежей рыбой, димсамами, острым куриным бульоном.
Солёной карамелью. Пиццей с артишоками. Мусором вперемешку с духами. Смешно, как все зажимают носы, проходя мимо чёрных пластиковых мешков, сброшенных прямо вдоль улиц. Однажды за ними приедет огромный грузовик, и парни с крепкими руками покидают отходы большого города внутрь и увезут в никуда.
Нью-Йорк пахнет жуткими дешёвыми хот-догами и дымом, который периодически валит из крошечных уличных палаток. Типичная паранойя жителя мегаполиса — попасть в «облако» хот-догов, провонять сосисками и костром. Бегу сквозь хот-дог-облако и влетаю в эффектный белый дым из канализации, сделай мне фотку для инстаграма.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу