Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

Я подняла голову от бумаг, когда Хэйзи потянулась и громко зевнула. Улыбнувшись, я напомнила себе, что нужно купить ей лежанку в офис. А взглянув на часы, с удивлением поняла, что уже перевалило за девять. Кибби давно должна была появиться. Я потянулась к сумке за телефоном, а Хэйзи лениво завозила хвостом по полу. Погладив ее по голове, я проверила, не приходило ли на мобильный сообщений, и действительно нашла одно – от Кибби. Должно быть, я не слышала, как оно пришло. «ОПАЗДЫВАЮ», – писала моя сестренка.

«Ладно, жду», – ответила я и откинулась на спинку стула.

Чтобы чем-то занять голову, я принялась просматривать местные сайты недвижимости. Вдруг в округе есть дома, продающиеся за долги или с аукциона? Свободных наличных у меня сейчас не было, но посмотреть варианты все равно не помешает.

Прошло с полчаса, и вдруг Хэйзи вскочила и, виляя хвостом как сумасшедшая, бросилась к двери. Должно быть, услышала стук шагов на крыльце. Я решила было, что это Кибби, но вместо нее в офис вошел отец, держа в руках картонный держатель с тремя стаканчиками айс-кофе из закусочной «У Китти».

– Хэйзи, сидеть, – скомандовала я, когда собака принялась выписывать восьмерки у ног отца.

Он приласкал ее, потрепал по шее и протянул мне стаканчик.

– А что, у Киб сегодня выходной? Я думал, она на работе.

– Спасибо, – я забрала у него кофе. – Кибби опаздывает. Но скоро должна прийти. Пока поставлю ее порцию в холодильник. Она вроде неважно себя чувствовала в последние дни. Не знаешь, получше ей?

– Она почти все выходные проспала, совсем без сил была от своей простуды. Но раз она обещала выйти на работу, наверное, уже пошла на поправку. Утром мы с ней не виделись. Я ни свет ни заря убежал в офис.

– Ах да, военный совет. – Команда отца по-прежнему жарко обсуждала, что им предпринять в связи с тем, что мой брак развалился. – Неужели он уже закончился? Я думала, эта бодяга на целый день.

Подтащив к моему столу стул Кибби, папа сел.

– Решили устроить небольшой перерыв.

Я с наслаждением пригубила ледяной кофе.

– Как там дела?

– Как сажа бела. – Он снял со своего стаканчика крышку, убрал соломинку и отпил напиток прямо через край. – Снова плохие новости. Репортер из «Мобайла» пронюхал про твой первый брак, а какой-то местный журналюга выяснил, что любовница Флетча беременна. Думаю, завтра нас ждут новые броские заголовки.

Я вздрогнула и потерла виски.

– И как мама отреагировала?

– Не очень хорошо. – Отец покачал головой.

– Прости, – в сотый раз сказала я, гадая, станет ли мама когда-нибудь со мной разговаривать.

– Прекрати извиняться, Сара Грейс. Ты не сделала ничего плохого.

– Только вышла замуж и развелась, не сказав вам.

Слабая улыбка приподняла уголки его губ.

– Это, конечно, сомнительные поступки, но плохими их не назовешь.

– Папа.

– Сара Грейс, – передразнил он мой раздраженный тон.

– Перестань меня утешать.

– Я и не утешаю. – Он закинул правую ступню на колено левой. – Ты не совершила никакого преступления. Не причинила никому вреда.

Насчет последнего я была не согласна, но спорить не стала.

– Мои консультанты предлагают выпустить пресс-релиз: рассказать о твоем разрыве с Флетчем и вскользь упомянуть первый развод. Бла-бла-бла, разводится со вторым мужем, бла-бла-бла, уважайте наше право на частную жизнь. Открытость – вот наш новый девиз.

– Это все сильно повредит твоей кампании?

Папа уставился в свой стаканчик.

– Рано пока судить. Нужно постараться быть предельно честными, не вдаваясь при этом в лишние детали, бла-бла-бла.

Воздушный шарик, распиравший мою грудную клетку, постепенно начинал сдуваться.

– Как много бла-бла-бла .

Он глянул на меня поверх края стаканчика.

– Это уж точно.

– И все же, мне кажется, твои консультанты правы. Это я насчет открытости. Все равно все наши тайны уже выплыли. Рано или поздно буря уляжется, – добавила я, повторяя слова Марло.

– Но где грань? Ведь если стремишься быть открытым, это не значит, что можно дать другим право лезть в твои личные дела? Разве мы больше не имеем права на частную жизнь? – Папа вцепился пальцами в волосы. Казалось, он произносил сейчас чужие слова, нарочно кем-то вложенные в его уста. И слова эти были на удивление похожи на речи моей матери. Если кто и ценил право семьи на частную жизнь, так это она. Скорее всего, именно она на отца и надавила. Ведь мама была единственным отцовским консультантом, способным навязать ему свою волю.