Рейчел Каск - Транзит

– Тут-то и появилась я, – сказала Аманда. Она взяла чашку с яркой горкой маршмеллоу и поднесла ее к губам. – Никогда, – сказала она, – не заводи отношения со своим строителем.

Проблема заключалась в том, что чем сложнее становились его представления о жизни, тем больше он отдалялся от способности действовать. Его терзала сама возможность, которая так внезапно появилась у него, – возможность примкнуть к среднему классу, доверенным лицом которого он был до настоящего момента. Он собирался к ней переехать, но, несмотря на то что они обсуждали это целый год, этого так и не произошло. Он никогда не говорил, что не хочет или что передумал. Он просто не переезжал. Но теперь она назначила дату, точную дату, сказала она. Если до этой даты он не переедет к ней в дом, их отношения закончатся.

Я спросила, какую дату, и она ответила.

Дело в том, сказала она, что мне его жалко. У него было тяжелое детство, которое закончилось, когда в четырнадцать лет отец выставил его на улицу и велел найти работу. Бывает, сказала она, мы обсуждаем вместе какие-то вопросы, касающиеся дома, и в его идеях и чутье я вижу совершенно другого человека, того, кем он мог бы стать. Он рассказал ей однажды, что его друг, тоже строитель, как-то заходил к ней в дом, чтобы посмотреть на что-то, что сделал Гэвин. Этот друг обошел все комнаты, не сказав ни слова. В конце он спросил Гэвина: ты делаешь это для себя, ты будешь тут жить? Но когда пришло время, Гэвин не мог совершить последний рывок.

Я спросила, где он живет, если не с ней.

В Ромфорде, сказала она, со своей сестрой. Он говорит, оттуда ему проще управлять бизнесом, но я знаю, что настоящая причина в том, что там он может смотреть телевизор, есть готовую еду из кафе и ни с кем не разговаривать.

Что Гэвин понимает, так это то, что человек становится невероятно уязвим, когда его дом распотрошен. Как будто лежишь на операционном столе, сказала она: тебя разрезали, и теперь хирурги делают свою работу, и ты не можешь двигаться, пока они не закончат и не зашьют тебя. Пока она была в таком состоянии, Гэвин был способен любить ее. В свободное время он работал в ее доме бесплатно. Вместо запланированных шести недель ремонт затянулся на два года и всё еще продолжается, просто Гэвин в течение дня отлучается к другим клиентам. Она поняла, что ситуация изменилась из-за бессмысленно обострившегося чувства собственного достоинства, но так или иначе трудно не чувствовать, что она стала заложницей грандиозного розыгрыша.

В идее мужского участия, продолжила она, есть элемент фантазии: даже такая воинственно самодостаточная и практичная женщина, как она, которая в случае чего готова закатать рукава, купилась на предложение позаботиться о ней. Сказав, что он будет работать ради любви, а не ради денег, Гэвин одновременно привел ее в восторг и успокоил – именно так на многих девушек действует предложение вступить в брак. Но любовь, как она позже поняла, – это что-то неосязаемое: восторг она придумала себе сама. Деньги помогли бы быстрее завершить ремонт, а сейчас она не видит ему конца. Она уже даже не может вспомнить, каково это – жить в нормальном доме, где работает душ и отопление, где тебе не приходится готовить на походной газовой плите или счищать с себя пыль и грязь, прежде чем выйти из дома, а не наоборот. Сложнее всего опрятно одеться на работу: она ходила на встречи с известкой в волосах и штукатуркой под ногтями, и однажды, даже не зная об этом, в испачканном краской пиджаке, потому что на секунду прислонилась спиной к стене, выходя из дома. Она проходила в таком виде почти целый день, прежде чем ей сказали об этом.

Аманда работала в индустрии моды.

– И в этом мире, – сказала она, – никто не скажет тебе правду о том, как ты выглядишь.

Странно, продолжила она, как иногда ты считаешь правдой то, что ею и близко не является. Мне кажется, я постоянно наблюдаю это в моей работе, сказала она. Люди носят определенную одежду просто потому, что она в моде: они думают, что выглядят невероятно стильно, но, оглядываясь назад на несколько лет, понимают, что выглядели ужасно.

Я сказала, что, возможно, никто из нас не знает, что правда, а что нет. И никакой взгляд на события, даже спустя много лет, не может быть постоянным. Если взять ее пример, то эта устаревшая одежда через какое-то время снова войдет в моду. Те же самые формы и стили, которые с определенной дистанции вызывают стыд и, казалось бы, доказывают, что мы способны на самообман, по прошествии большего времени могут свидетельствовать о чистом радикализме и правоте, которые мы и не подозревали в себе или в которых нас заставили усомниться.