(А за окнами метут дорогу. Ругается капитан Жарун.)
— Как сейчас хотелось бы съездить на море, поплавать бы, окунуться…
— А ты был в Коктебеле?
— Да, но там грязно, в общем-то. Мы были там с другом, он — ярый дельтапланерист. И я там немного полетал… (Говорит, почти не разжимая губ.) …у меня с Фаросом связаны воспоминания. Я там жил на вилле в семьдесят пятом году. Там раньше Горький жил. Вместе с ребятами, французами… Теперь уж не поедешь. Заботы и заботы… Собирался… Собирался… Теперь уж долго не поедешь. Давай закурим. Вот ты знаешь, первые два года жизни дети не помнят. Вот я тоже хочу также эти годы забыть. А думать и вспоминать о какой-то бессмысленной жизни… Нет, уж лучше эти два года забыть. Это не моя жизнь. Нет. Лучше провести эти два года в бессознательном состоянии. Может быть, это проще объяснить тем, что я — человек вспыльчивый, а все время приходится держать себя в узде… И если бы дома какой-нибудь Хлопешин или Хлопушин позволил бы себя вести так, я бы ни одной минуты не ждал — затоптал бы ногами. Вот я боюсь, как бы мне здесь не сорваться. Но меня комиссуют сразу же, поскольку явление «де-жа-ву» наблюдалось — значит, уже нездоровый человек. Я еще поэтому сдерживаюсь, ибо любая статья — это уж все, неполноценный человек.
Чертовски хочется на море…
19.07.80.
Старшина:
— Что здесь, е. м., творится? Где все люди, е. м.? Один с сошкой, а семеро с ложкой. Гони всех сюда.
С утра трем Машкой полы в спальном помещении. «Машка» — уникальное армейское приспособление для натирания полов, палка, прибитая к бревну с щеткой: Мария Полотеровна…
20.07.80.
Сегодня меня затрясло. В горле — вулкан. Температура 38,2. Наверное, ангина.
Вчера получил письмо от Семена, где он излагает свой план фильма. Надо это письмо обязательно сохранить.
В горле кусок наждачной бумаги, веки еле поднимаются.
21.07.80.
— Никит, ты пропустил тут историческую фразу (голый торс Луганского мощно высится в коридоре) , запиши ее обязательно: «Встает утром в три часа ночи!» О, великий и могучий русский язык!
День… Сержант муштрует учебку. Сон-тренаж, солдатики, дрыгаясь, стаскивают с себя штаны, запрыгивают под одеяло. Сержант, вяло ворочая языком, бродит вдоль пролетов и монотонит:
— Так, приготовились, что такое там? Подъем! Все быстренько на крючки застегнули, портки только, портянки, не натягивайте, прямо так. Отвратительнейший подъем (со смаком констатирует) . Отбой! Десять секунд прошло, двадцать секунд прошло, тридцать пять секунд, сорок, сорок одна. Больше половины не успело отбиться, да-а, больше половины. Да-а, больше половины. Обмундирование заправлено неправильно… подъем! Пять секунд прошло, двадцать секунд прошло, тридцать секунд прошло… Отбой! Десять секунд прошло, пятнадцать секунд прошло, двадцать секунд прошло… Прошел день…
Я переместился в санчасть (бункер) . Лежу сейчас на низкой податливой койке…
Здешние знахари овладели той самой панацеей от всех бед. Все очень просто — димедрол, тетрациклин…
Чего здесь воистину отпущено мне вволю, так это сна…
Спи… спи… спи… сколько душе угодно. Но душе моей почему-то хочется сейчас иного, деятельного и духовного. Впрочем, что может быть в армии духовнее сна? Пойду покурю…
«На черноморском побережье Кавказа тридцать-тридцать пять градусов…» «Ебаный в рот», — реакция моих соседей…
Накачанный голос солиста в радио: «Что может сравниться с Матильдой моей?» Аплодисменты. Абсурд.
Желтенькая занавеска в нашей гробоподобной палате, окно полуподвально выглядывает из-под заросшего травой асфальта — бункер.
Напротив меня «больной» из школы поваров беззастенчиво чавкает, добивая банку килек, накалывает законсервированное тельце на нож и ровно снимает с ножа зубами. Все это он проделывает, лежа в постели и возложив ноги на укрытую халатом спинку койки. Кейфует малый.
23.07.80.
Всю ночь верещали сверчки по углам
Неожиданно звонко и чисто,
Такого сверчка не отдам
За всех самых модных солистов.
Бред…
— Соловьи вы наши кровососные, тараканы неуничтожимые!
Лихо выразил общее мнение Леха-шиз. Сорок пятый день парень лежит в санчасти, косит на непорядки в голове. Выгорит — комиссуют. Лешка — сверчкодав…
Цель: дать вереницу смачных армейских типов, понять систему здешних отношений, выразить всю тягость, все опасности вездесущего, всепроникающего ожлобления, ожирения душ. Откуда столько недоброго в людях? Доброе откуда?
Читать дальше