Постепенно с каждой доброй беседой раскрываются ребята, судьбы их. И теплее от этого и проще.
— Утром, когда в школу вставать, она меня, хулиганка, будит: то воды в ухо нальет, а то вообще утюгом стукнет, но любит страшно!
И он любит ее, потому что раскраснелся сейчас по-девчачьи, и зримо для него все это и дорого.
Сколь многое, подчас до несовместимости разное, таит в себе человек, и все перемешано в нем, и не разобраться в мешанине. Все эти месяцы я наблюдаю за ребятками, вроде бы, уже сложившимися, но на самом деле только обретающими себя, ждущими, жаждущими изменений в себе. Оттого, быть может, быстро они так перенимают поганящие душу армейские манеры. И оттого трудно так добраться до сути ребят этих, ибо замазана она лживинкой подчас, как стена, слоями краски и штукатурки — не доскрестись. Скребу.
Корейская колбаса (рассказ старшины) :
— Кто, е. м., ел корейскую колбасу? Никто? А колбаса хорошая, вкусная колбаса. А знаете, как они ее делают? У них же там ни фабрик, ни заводов нет пока. Так они что, е. м., берут двух собак. Одну, значит, е. м., сажают на цепь и жрать вообще не дают, а вторую кормят, как свинью — на убой. Проходит, значит, время. Первой, значит, дают воды напиться. А от воды поносом хорошенько, е. м., продирает. Та, значит, пьет и пьет, а вторую закалывают, е. м. И дают труп сожрать первой. Та сжирает все, е. м., за, е. м., милую душу. Ну нажирается, тут ее и убивают. Выпотрашивают все, е. м., до кишков. Вот тебе и колбаса корейская… В колбасном деле что самое трудное? Кишки набить, е. м. А тут, е. м., живая мясорубка!
Мартынов (лейтенантик) :
— Как у тебя дневальный стоит?!
— А как ему еще стоять?
— Руки как держит?!
Старшина:
— Пусть стоит как стоит. Не в мавзолее, е. м.! Так, сколько у нас там коек, шесть-семь наберется?
— Да нет, наверное.
— Так, коек у нас пятьдесят, а людей — сорок три. Семь коек. Старшину не наебете! Старшина ваш до пятидесяти считать умеет.
Вот уже второй час помешиваю я клей в ведре. Буду клеить обои в той самой комнате, где недавно отколошмачивали штукатурку. Все помешиваю. Вот! Только сейчас стали появляться первые группы пузыриков (так по телевизору говорят о прибывающих на олимпиаду) . Пузырики, когда долго смотришь на них, кажутся полукруглыми креслами, а все пыхтящее ведро громадным зрительным залом. Вот сейчас уже не кажется.
— Ты мне щас показался таким семейным папой, который помешивает кашу для своих детишек.
— Глубокие мысли зреют подчас в твоей голове, Глевкин.
Никита становится командиром, потом толкателем с пружиной, изучает повадки трехмесячных соловьев, попадает в санчасть с ангиной, разрабатывает типологию взаимоотношений между сослуживцами, совершая по пути удивительные открытия; не поддается дедовской провокации старшего сержанта Шугурова, привыкает к армейским порядкам: пишет стихи, слушает лекции, веселит взвод, переживает первый творческий кризис, ведет борьбу с хаосом, обретая черты человека безразличного; и рождается в душе маленького солдатика нежность
«Прежде всего, мы должны убедить, а потом принудить. Мы должны во что бы то ни стало сначала убедить, а потом принудить» — В. И. Ленин, вот как точно звучит этот лозунг…
— Щас бы улететь домой, да, Никита? Черешень бы нажраться. Хоть на денек. Нажрался бы там всего!
12.07.80.
Суббота… Мандраж… Солдатики. Руки в карманы, согнулись, сидят, дрожат в курилке. Вчера я ничего не записал. Работал. Потом зарядил дождь. Через работу, даже самую, казалось бы, элементарную, многое можно понять о самом себе. А в курилке нескончаемые, запойные рассказы о былой гражданской жизни. Ветер…
Вздрогнуло дерево,
Словно забытое вспомнило,
Откашлялся грач
И напугалась трава,
Понеслись по листве
От дерева к дереву
Вольные,
Нам непонятные,
Полные смысла слова.
— Ребят, а друзья с носилками куда пошли?
— Да вон они, потихоньку. Им спешить некуда.
— Давайте-давайте, ребятки, поживее.
С сегодняшнего дня я назначен командиром отделения вновь прибывших солдатиков (дополнительный набор) .
Посмотрим — каков из меня командир. (Кусок.)
13.07.80.
По шее курсанта Алехина ползет гусеница, кокетливая мохнатоножка, инкрустированная красными, черными точками и пучками меха, торчащими из хребта.
— Это у нее органы осязания.
— Дай-дай. Спичкой головку подожжем.
— Ни хуя себе развлекуху нашел!
Читать дальше