— Дай мне ее, я хочу ее поизучать.
— Ты что, гусениц не видел?
— Да нет, смотри: какая африканская!
— Да. Дай я ее сожгу.
Стоит иссиня черная ночь. Тревожная ночь с воскресенья на понедельник.
14.07.80.
Утром появится прихрамывающий командир Шушко. Тихим голоском скажет мне на ушко:
— Дежурный, тревога.
И забурлит казарма. Повскакивают солдатики, расхватают карабины и помчатся, опережая стрелку у полковника в секундомере, на плац. Кто — кого?
А пока сопят они, дрыхнут. Кто-то бормочет неразбираемое:
— Ф-фу, бля…
Постанывает.
Кто-то кашляет надрывно. А кто-то так затих, словно и нет его. Я, наверно, тоже так сплю.
А в воздухе синь дрожит. Дождь заунывный хлюпает, болявый. И мечутся в окне хмурые недобрые деревья. На кого? За что?
Поклонись рассвету, дерево,
Мы покорно солнце встретим —
Мне судьбою это вверено,
А тебя заставит ветер.
Дневальному:
— Слушай, я щас прилягу, если услышишь шорох какой, толкнешь меня. И, в любом случае, без пяти пять разбудишь — мне на доклад надо идти. Понял? Чего дрожишь, холодрыга?
— Д-д-д-д-а!
«А-а-а-а!» — зевок, раздирающий рот и душу. Так бы всю службу и проспал за раз, со всеми ее командирами, дежурствами, тревогами и остальной чепуховиной.
А-а-а-а-х!
Хрупкое, словно пузырик, призрачное время стихов… образовалось и лопнуло тотчас.
Пора на доклад. Вскрикнули двери входные.
— Да не бойся, не бойся.
— Закрою.
— Бессмысленно. Они опять откроются. Ветер.
У-ух, холодрыга, впилась ледяными цепкими пальцами воистину до костей!
— Потопал я!..
«Товарищ капитан, во время моего дежурства происшествий не случилось, все люди на лицо. Незаконно отсутствующих нет. Докладывал дежурный по учебной батарее курсант Ильин. Разрешите идти?»
— Тучи в обратную сторону начало гнать. Щас вот так вот будет гонять, пока все не выльется. А листики можно сюда вот замести?
Голуби забурлили…
— Давай-давай.
14.07.80.
15.07.80.
Молодым монотоню «Наставления по стрелковому делу».
— Э-эх-х-х, так, что там у нас? Карабин СКС, газовый поршень.
Газовый поршень — старший сержант Дмитриев…
Это идиотское одушевление наименований навело меня на странную аналогию. Итак, старший сержант Дмитриев служит для передачи удара пороховых газов толкателю (в данном случае мне) . Он имеет головку и стержень. Газовый поршень помещается в пороховой трубке (старшесержантской форме) . Толкатель с пружиной (то бишь я) служит для передачи удара газового поршня стеблю затвора (это вам) . Он имеет головку и стержень. Пружина толкателя (может быть, это совесть) служит для возвращения толкателя и газового поршня в переднее положение. Грустное «ха-ха-ха»… Отставить разговоры, продолжим занятие. Рядовой Тимофеев!
— Я!
— Головка от газового поршня, ты где находишься? Прекратить верчения…
Записали: «Шептало с пружиной».
— Ильин, ты давай быстрее отключайся от своих благих забот и отбой, понял?
16.07.80.
— Отчего пальцы болят?
— От писаний.
— Е. м., старшина ваш пятнадцать лет писал, исписал бумаги столько, сколько пешком не прошел…
Тянется потное армейское время, скоро уж обед.
— Ты как человек сидишь настоящий, куришь, книгу читаешь. Жить можно так.
— Да-а, выбился я в начальники.
Как к костру подошел — солнце, выскользнувшее из-за облаков, в лицо дыхнуло, помазало белизной ослепительной книгу — ударило по глазам. Пилотку снял — макушку хоть погрею.
Комната потрескивает свеженаклеенными обоями, пахнет плохо — отжатой старой тряпкой и луком.
О, этот летний ленивый
Шепот листьев зеленых,
Солнцем натертых до блеска!
Злые очи казармы
Глухо пялятся в небо,
Тревожен бессмысленный шорох —
Блаженство безвольное листьев
Их раздражает.
«Пижоны! —
Думают хмурые окна, —
Быстрее бы, что ли, желтели
И вниз к подошвам валились,
Слепым подошвам солдат».
О, этот летний ленивый
Шепот листьев блаженных!
Что им хмурые думы, им, обласканным солнцем… Н-да.
— Какая там тема — «Боевые патроны», что ли? Или «Разборка и сборка СКС»?
— Я, к сожалению, не помню, Игорек. Я как-то не сосредоточен на этом сейчас.
17.07.80.
Эти «трехмесячные соловьи»… Они уже почувствовали себя «старичками»! Они уже позволяют себе покрикивать, поруливать. Как же-с, «молодые», «зеленые» рядом — нельзя упускать этакого случая поизмываться, себя утвердить. Крутые превращения свершились за эти несколько дней с курсантиками. Надо же! Из помыкаемых — в помыкателей! Одобрительно похмыкивают сержантики наши — закон жития-бытья солдатского: сегодня тобой кто-то, завтра — ты кем-то… Чтоб «не бурели», приучались чтоб, обламывались. Характерец на гражданке оставлять надо.
Читать дальше