Сара Кроссан - Ириска [litres]

я в шелках и довольна

или рыдаю в рваной одежке.

Море

будет

катить свои волны туда и обратно,

будет спокойно дышать

или яростно,

просто БУДЕТ —

ему все равно,

что я кричу

с берега.

Слушает только себя —

не тех, кто поучает,

как следует поступать.

Хотела б я стать похожей на море.

Я стою,

наблюдаю – девушка на скейтборде спускается со ступенек.

Засмотрелась,

пропустила зеленый свет. Ну, подожду, загорится.

На киоске висит объявление:

нужен разносчик газет.

Не хочу брать работу у Люси.

Иду домой.

Захожу, и

вижу Марлу – скорчилась внизу у лестницы,

стонет,

голова

в луже крови.

Как ей помочь, остановить кровь?

Я не знаю.

Нужно звонить.

Марла жива,

лежит на носилках в машине;

врачи

принимают меня за внучку.

– Ты можешь поехать с нею.

И я сажусь рядом с Марлой.

Маска закрывает ей лицо;

одеяло натянуто до подбородка.

Марла глядит на меня.

– Ириска.

Я по тебе скучала.

Где ты была?

Мне нужно с кем-то поговорить о Мэри.

Ты единственная, кто меня понимает.

Ты уже не страдаешь по Оливеру?

Я поправлюсь?

– Вы упали.

Подлечитесь, и…

– Ах да. Я упала.

Но знаешь…

Я столько раз уже падала.

– Вы член семьи? – спрашивает меня доктор.

– Да.

– Она неудачно упала, сильно ударилась.

И ничего не помнит.

Конечно, какое-то время побудет в больнице,

но ей нужно жить в доме,

где нет… лестницы.

Хотя бы так.

Вы скажете всем остальным?

– Да. Я передам ее сыну.

Отцу.

Ее сын – мой отец.

Он хмурится.

– Да. Хорошо. Спокойной ночи.

Оставляю записку для Пегги – типа, врач написал.

Ей же нужно знать, что случилось.

Слышу – вошла, прочитала. Ругается:

– Черт! Дерьмо! Ну надо же…

Кому-то звонит:

– Упала… Да… Нет, я не знаю…

Сейчас поеду в больницу.

И снова звонит:

– Упала… Да… Нет, я не знаю…

Донелу я сказала.

Да, поедет в больницу.

Я тоже.

Послушай, Луиза…

Конечно.

И уезжает.

И не вернется, по крайней мере, сегодня.

Дом мой.

От нечего делать занимаюсь уборкой:

мою посуду, протираю шкафы;

весь вечер со шваброй и тряпкой.

Чтобы только не слышать

тишину —

в спальне, на кухне, в гостиной,

везде.

Голова в бинтах.

Кожа белая, как бумага.

Рядом на мониторе бежит кривая – видно,

как бьется сердце:

жива,

жива, все-таки жива.

Я сижу у кровати.

Марла спит.

– Мне, наверное, нужно уйти.

Нельзя оставаться в доме, когда вас

там нет.

Это неправильно.

Марла?

За спиной у меня медсестра

изучает

медицинскую карту.

Марла стонет во сне.

– Что?

– Останься!

– Здесь или в доме?

– Останься, – повторяет она.

И тут появляется Пегги.

– Ты кто?

Толстые руки упираются в толстые бедра,

Ни тени улыбки. Глядит подозрительно.

Я встаю и протягиваю ей руку.

– Я Эллисон.

Знакомая Марлы.

Живу на той же улице.

Едва я настроила мессенджер —

проходит всего

пара часов,

и в трубке голос, который я так боялась услышать:

– Эллисон, где ты?

Я смотрю на экран.

Зачем я ответила?

Боже, зачем?

Он нашел меня!

Он нашел меня

и снова начнет мучить.

– Где только я тебя не искал.

Я так волновался.

Эллисон? Ответь мне!

Ты с Келли-Энн?

– Я не вернусь.

У меня все в порядке.

От окна слышно: водитель заводит

машину.

Вскрикивает девушка,

ее парень смеется.

Газонокосилка жужжит, как большая пчела.

– Так ты, значит, сбежала. Я думал,

тебя убили, спрятали труп.

Я просто не знал куда деться, Эллисон!

Пауза.

– Ты ударил меня.

Ты причинил мне боль.

Ты всегда

меня обижал!

Я говорю это вслух.

Не про себя.

Не спрашиваю.

Не извиняюсь.

Наконец-то говорю это вслух.

– Не нужно было сбегать.

Мы бы поговорили.

Это Келли-Энн тебя подбила?