Сара Кроссан - Ириска [litres]

Марла напекла малюсеньких кексов с белой глазурью,

разложила на подносе

и ждет меня —

почаевничать, поболтать.

– Как вкусно пахнет! – улыбаюсь,

и Марла сияет,

будто бы выиграла приз.

Но когда мы садимся пить чай,

Марла пробует кекс

и мрачнеет.

Я тоже откусываю.

О господи, нет!

Кексы соленые! Не сладкие, а соленые!

Хотя я не выплюнула,

удалось проглотить.

– От меня никакого толку! – Марла ужасно расстроена.

– Безрукая. Бестолочь!

Уж кексы испечь…

сможет даже ребенок.

Бьет себя по руке.

По плечам.

По лицу.

Я притихла:

может, и до меня доберется?

Боюсь даже что-то сказать.

Смотрю на заднюю дверь —

если что, добегу за секунду.

– Идиотка! – ругается Марла.

– Идиотка,

тупая,

тупая!

Ну да.

Я идиотка:

думала, здесь безопасно.

Только не с ней!

От Марлы не знаешь чего ожидать.

– Вы просто забыли сахар, вот и все, – говорю ей спокойно.

– Да уж понятно – забыла сахар.

Я не круглая дура.

Понимаю, что сделала. —

Марла скрипит зубами,

уставилась на меня.

А я тут при чем?

На меня-то что злиться?

Кулаком по столу,

Кулаком по руке.

– Дура Марла.

Дурацкие кексы.

Что, я выжила из ума?

Посмотри на меня.

Уфф! Понятно:

она злится на себя,

на свою забывчивость,

на свою болезнь.

Не на меня.

На столешнице продукты

и противень.

Духовка горячая.

Подаю Марле сахар.

– Научите?

Она отворачивается.

– Ты меня лучше не зли.

Это сумеет слепой. И косорукий.

Я беру кухонное полотенце,

завязываю себе глаза.

– Давайте проверим?

– Можно подумать, ты не умеешь.

Ты же не косорукая.

– Я слепая! – тяну к ней руки,

как зомби.

Марла хихикает.

– Иди-ка сюда, завяжу покрепче.

Вот так и печем:

я с завязанными глазами,

Марла руководит.

И у нас все прекрасно получается.

В конце-то концов.

– Давно не видела Роба Клэнси, —

говорит Марла.

– Он вообще приходил?

Я же слышу, когда стучат в дверь.

Может быть, он стучался,

когда я была в туалете?

Господи, почему-то ужасно болит желудок.

Я что, ела креветки?

Я качаю головой.

– Нет, никакой Роб Клэнси не приходил.

Недавно у нас был Мартин —

помните, мы пили джин?

– Наверное, все шляется вместе с братом.

Они оба бездельники.

Устроились бы на нормальную работу. Так нет —

сидят на шее у матери, только и знают, что языком трепать.

А мать их все кормит, поди, ей уже надоело.

Его братец к тебе не подкатывал?

Роб Клэнси уж так старался меня охмурить,

но я всегда говорила ему: «Отвали, Роберт Клэнси.

Мне не нужен бездельник.

А ты лишний раз пальцем не шевельнешь».

Я не вру!

Роб Клэнси не встанет с кровати,

даже если пожар.

Даже если кровать загорится.

Да хоть его собственная задница.

Так и хочется взять и поджечь, просто проверить.

Он разносит газеты. Наверное, до сих пор.

Ему дали многоквартирный дом,

а он не стал разносить по квартирам,

вывалил все внизу, прямо в холле! Бестолковый, еще и ленивый.

Можно подумать, ноги болят.

Но вывалил, правда!

Хотя ноги у него крепкие.

Задница тоже. Как орех.

Ему ведь сейчас девятнадцать? Кажется, да.

Взрослый уже ерундой заниматься.

Если они к нам заявятся, пофлиртуй с его братом.

Он не красавец,

но будет стараться понравиться.

Роб ленивый, все бы ему дремать, как собака на солнце.

Положи работу в постель —

будет спать на полу.

Черт, как же зовут его брата?

Роджер.

Нет, не Роджер. Роджер – это… другой.

Вспомнила – Ричард!

Рич и Роб.

Точно.

Рич и Роб Клэнси.

Баламуты.

Роб симпатичный.

А у Рича на одной руке нет большого пальца.

Работал мясником, как-то рубил солонину

и сам себе отрубил нечаянно палец.

Господи боже, терпеть не могу солонину.

Как это можно есть?

Напоминает войну.

Слушай, а где же мама?

Еще не вернулась?

Где она ходит, в конце концов?