Сара Кроссан - Ириска [litres]

– Ну, как-нибудь сдам… не всю жизнь с этим мучиться.

Вот в философии я разбираюсь!

– А, понятно, – смотрю на ее каракули.

Решено неправильно.

Может, помочь ей? Я вижу ошибку.

– Да это я так, прикололась, – произносит Люси.

– Просто люблю бесить учителя математики.

Он придурок. И трахает нашего

завуча.

Я начинаю стирать уравнение.

Лабрадор внимательно смотрит.

– И по истории много задали,

но по истории можно на ноутбуке,

все так делают .

Она замолкает, глядит мне в лицо.

– Ты поранилась? Больно?

– Все нормально.

Я напускаю

на щеку

волосы.

– Давай сходим вместе куда-нибудь?

Сжимаю рукой монеты в кармане,

последние четыре фунта.

– Погулять?

– Ну да! Я знаю отличное место, очень подходит для поцелуев.

– Что? – Я уставилась на нее.

– Да я пошутила, расслабься.

Шутка!

Маяк. Ну да, идеальное место,

если есть с кем целоваться:

башня

на острых скалах,

высокие волны яростно бьются в нее

и отступают —

преграда тверда,

непреклонна.

– Лолли здесь нравится.

Люси зарывает руки в собачью шерсть.

Наверное, замерзла.

Небо хмурится. Темное, грозное,

спорит само с собой.

– Жутковато… Будто бы море сейчас нас проглотит

заживо, – я обращаюсь к Люси.

Медленно, с криком взлетает чайка.

Ну и ветер!

Боже, пусть волны подхватят меня,

унесут в океан.

Пока

все не утихнет.

Пока время не вылечит мир.

– Меня парень бросил, – вдруг произносит Люси.

– Ушел к моей лучшей подруге Кейт.

Я случайно узнала.

Нашла ее проездной у него в кармане. Вот же дрянь!

– Ничего себе! Тебе без него тоскливо?

Она смеется.

– Не-а.

Он похож на хорька.

Но я потеряла подругу.

Замолкает, отводит глаза,

затем кричит: «Лолли!»

Пара секунд, и лабрадор уже рядом.

Мокрый. Фыркает, тяжело дышит.

– Ах ты, вонючка! – Она надевает на пса поводок.

– Ты со своим парнем тоже так ласкова?

Может, он потому и

сбежал?

Косится на меня: обиделась?

Люди такие разные: с Софи и Джеки

можно было шутить

как угодно.

– Наверное, пойду. – Люси встает.

– Слушай, я часто бываю на пляже в домике,

после школы.

Заходи, если хочешь.

Ты ведь бездомная?

Идет прилив. Отвечаю:

– Да я же сирена. Обожаю топить моряков.

Долго сижу у маяка.

Вода набегает мне на ноги.

Холодно.

И никого нет рядом.

И никто меня не поцеловал.

Меня никогда не целовали.

Ни в губы,

ни в щеку или хотя бы

в макушку.

Не помню.

Папа гладил по голове, но ни разу не чмокнул —

когда я вела себя хорошо.

А когда

появилась Келли-Энн,

я была уже слишком большая

для этих нежностей;

Келли-Энн говорила: «Дай пять!», и я – с удовольствием.

Ну, иногда обнимались.

Никто никогда не целовал меня.

Крыльцо заляпано красными пятнами.

На двери кровавые отпечатки.

– Господи, Марла?!

Марла лежит в коридоре,

держится за нос,

залито кровью лицо.

– Шкафчик на кухне, – поясняет.

– Соскочил со стенки, и прямо на голову. Полтергейст!

Вызови «Скорую»!

Сердце заколотилось.

Что я скажу врачу – кто я?

И как я ее нашла?

Вдруг подумают – это я натворила?

Марла ведь не расскажет.

– Можно, я посмотрю?

Ощупываю ей голову – где рана?

Волосы в засохшей крови.

– Вы можете встать?

– Мне так плохо.

Вызови доктора!

Усаживаю Марлу на стул.

– Я приготовлю вам ванну.

Марла согласна. Отвлеклась.

Марла внимательна,

то и дело поглядывает на меня —

будто ждет, что начну разговор.

Я молчу —

не хочу, чтобы она злилась

или смущалась,

или снова выгоняла меня.

Дома на цыпочках,

и здесь на цыпочках.

С одним отличием.

Марла меня не обижает.

Я ставлю еду на поднос

и несу его в сад.

Мы с Марлой в куртках, сидим за столиком,

жуем булочки, запиваем лимонадом. Она мне:

– Здесь просто бардак.

Вот мама ухаживала за садом.

– А давайте наведем порядок!

Марла подносит к губам стакан:

– Можно посеять все что угодно.