Сара Кроссан - Ириска [litres]

камера.

На одной из фотографий

задерживаю взгляд.

Похоже, я искала именно это:

Марла под руку с девушкой,

обе в мини-юбках,

с распущенными волосами до бедер.

Рядом с Марлой,

должно быть, Ириска,

то есть

я.

На щеке у нее пятно. Шрам или след от ожога?

Ириска глядит прямо в камеру,

пристально —

будто бы

умоляя

неизвестно кого,

кого-нибудь!

Кто держит в руках фотографию… хотя бы меня:

«Взгляните!»

Что у нее на щеке, и давно ли —

с рождения?

Родимое пятно, которое

она научилась не замечать,

глядя в зеркало?

Или, как и меня,

кто-то поранил Ириску,

изуродовал

ей лицо?

Когда она смотрела в зеркало,

что видела – шрам?

Просто себя?

Или того, кто причинил ей боль?

– ВОН! – раздается вопль Марлы.

Я мыла посуду.

Вытираю мокрые руки о джинсы.

– О господи, Марла, что случилось?

В доме тихо,

слышно только,

как вентилятор

шумит над плитой.

Она тычет куда-то пальцем. Исходит слюной

как бешеная собака.

– Убирайся вон!

В первый раз

я ее испугалась.

Черт, не знаешь, чего ожидать.

– Да я уже ухожу.

– Убирайся!

– Ухожу.

– ВОН ОТСЮДА!

Осторожно прохожу мимо Марлы,

задеваю за стул,

стул опрокидывается.

– Развлекайтесь тут без меня, – бормочу себе под нос.

– Что ты сказала? – Она просто шипит.

– К вам не так уж часто заходят,

правда?

Говорю это громче, чем собиралась.

С папой я так никогда бы не спорила,

но на Марлу кричи не кричи —

никакого толка.

– Кто ты? – Марла искренне не понимает.

Думает: кто-то забрался к ней в дом,

кто-то чужой.

– Понятия не имею.

– Убирайся! – кричит она. – Вон!

Стою в закусочной,

покупаю жареную треску.

Врывается стайка девушек,

смеются, толкаются.

Одна говорит:

– Не может быть, чтобы он так ответил!

– Уж поверь мне. Он просто нахал, – отвечает другая.

Смеются, толкаются.

– Будешь брать пирог? – говорит одна.

– А можно кусочек твоего? – отвечает другая.

Расплачиваюсь за рыбу, сажусь у окна и ем.

И тут входит Люси с собакой.

Девчонки окликают ее, продолжают болтать.

– Ник такой грубый!

– Но ей все равно понравилось!

– Люси, пойдешь к Кейт в воскресенье?

– Кейт – сучка, – морщится Люси.

– Это точно, – отвечают ей чуть ли не хором.

Люси замечает меня. Но молчит. Подходит к прилавку.

– Чтоб вам не слали всякую хрень —

никому не давайте свой номер, – говорит она девушкам

и заказывает чипсы.

– Ник просто зануда.

Кейт еще нахлебается. Вот увидите, он ее бросит.

Все согласно кивают:

– Конечно!

Я оставляю половину еды на тарелке,

натягиваю куртку.

Дошагала до перекрестка, и тут Люси меня догоняет.

– Почему ты ушла?

– Доела и ушла, – отвечаю.

– Нет, не сейчас, а – тогда, из домика.

Мы могли бы…

Ну, не знаю …

Ты даже не сказала, как тебя зовут,

просто взяла и сбежала.

Как-то странно, да?

Но, может быть, ты всегда такая.

Да большинство людей ненормальные!

Я тоже. В хорошем смысле —

нормальный уровень ненормальности.

Ну и как же тебя зовут?

Пытаюсь сообразить.

Кто я?

Эллисон или Ириска?

А когда я с Люси —

кто-то еще?

Пошутить – и назваться какой-нибудь

исторической личностью,

типа, Маргарет Тэтчер?

Коко Шанель или Роза Паркс.

Или, как звали мою маму —

Дэвина Дэниэлс.

Но их уже нет на свете,

а я-то жива.

А современниц, кого я знаю?

Сильных, смелых…

Не тех, что спасаются бегством.

Или

стараются стать пустым местом.

Кто я?

– Джульетта. – Вот что пришло мне в голову.

Я помню – в четырнадцать лет

она умерла. Потому что отец у нее был придурок.

Лабрадор рвется вперед,

натягивает поводок.

Люси ускоряет шаг,

почти бежит за собакой.

– Джульетта! – кричит она, обернувшись.

– Как в «Макбете»?

Я смеюсь,

хотя не уверена, что она шутит.

Полка толстенных книг.

Выбираю, какая потоньше,

сажусь с ней в уголок.

На другом конце читального зала

дети слушают сказку.

Практически с первых страниц понятно