Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]

Дорогая Мириам, после письма об ослике тебе хотелось меня обнять. А теперь как обнимешь меня? Я не смог обнять его, не сумел солгать и сказать ему, что он красивый мальчик. Мы стояли и оба глядели в сторону, а наши плечи дрожали. Все годы нашей дружбы, когда мы понимали друг друга без слов, годы прекрасных мгновений, пропитанные чувством, что наша встреча в двенадцатилетнем возрасте была редчайшим даром распроклятой жизни – все было кончено.

Вот и весь рассказ.

Я вот о чем подумал вчера —

Жаль, что мы с тобой не можем быть друзьями. Просто друзьями. Чтобы была между нами крепкая мужская дружба. Серьезно, ну почему ты не мужчина?! Это разрешило бы массу проблем: раз в две-три недели – встреча в каком-нибудь кафе или трактире. Опрокидываем пару кружек пива, обсуждаем интрижки, работу, политику. В пятницу после обеда – футбол в Ган Сакере с общими друзьями. По субботам – семейные поездки. Все просто.

Я помню, как он собрал последние силы и посмотрел в потолок с выражением, для которого не найдется определения ни в одном языке. Будто в эту минуту он покорно, с какой-то ужасающе-рациональной прямотой подчинился приговору, который мы с ним вынесли в годы дружбы: если ты обосрался, значит, сам виноват. Если ты наказан – то поделом. И вообще, все то, чем ты являешься, – и есть заслуженное для тебя наказание, не больше и не меньше.

Его лицо дрожало передо мной. У него уже не было черт, способных отразить то, что творилось у него внутри. Потом он развернулся, и так мы расстались. Даже не попрощавшись. Много лет минуло с тех пор. Я знаю, что он перенес много операций, оправился и выглядит вполне сносно. Я даже слышал, что он женился, что у него родился ребенок и что они ждут второго.

Он и правда был на редкость умным и на редкость язвительным ребенком. Почти не бывает недели, чтобы я о нем не думал. И все же, как видишь, я и его вырезал из своей жизни (я настоящий гибрид тактик «выжженной земли» и «салями» [27] Тактика салями – политическая тактика постепенной советизации и пошагового прихода к власти просоветских коммунистических сил в странах Восточной Европы в 1944–1949 годах. , не находишь ли?).

Я.

17.9

Пойдем на кухню, ко мне на кухню – на твоей я уже был. Сейчас вечер. У меня сегодня был чуть более жизнерадостный день, впервые с тех пор, как ты рассказала мне об Анне. Я хочу остаться здесь с тобой ненадолго, нам позволительно, ведь (сегодня!) ровно пять месяцев и семнадцать дней, как мы встретились.

Я у нас во дворе: лужайка метр на метр, поливалка, вокруг – послушная клумба хризантем. Судя по календарю – вечер осенний, но воздух жаркий и неподвижный. Скажи, есть такое чувство, что зима в этом году к нам не собирается? (Я из-за этого не слишком переживаю.) Под предлогом того, что пишу ответ разъяренному клиенту, которому по ошибке отправил не тот заказ, я сижу в шезлонге фирмы «Кетер» и чувствую твое присутствие повсюду вокруг. Отчего-то есть у меня предчувствие, что сегодня ты не станешь протестовать из-за того, что я так нагло пригласил тебя к себе домой – по крайней мере, я надеюсь. С тобой никогда неизвестно, за что схлопочешь взбучку…

(Как, например: «Порой, едва написав о чем-то тяжелом и страшном, ты вдруг отрыгиваешься передо мной своим салями – и мне просто хочется тебя убить!»)

О'кей. Я пристыжен за свое дезертирство, за настойчивость, с которой облачаюсь перед тобой в шкуру дикаря… Я, без сомнения, заслужил нагоняй. Как, очевидно, и пулеметную очередь в ответ на мою невинную фантазию о мужской дружбе с тобой.

Эй, не злись на меня так за подобные глупости, это всего лишь слова. Я ни в коем случае не стремлюсь абстрагироваться от того обстоятельства, что ты – женщина. И, ради бога, не вздумай себя кастрировать (?!), чтобы «полностью соответствовать» этому моему желанию. Приди ко мне, хватит ссориться. Я так люблю говорить тебе «приди ко мне» – мое сердце тут же обдает теплой волной. Знаешь, я теперь способен думать о тебе во всех комнатах дома. Не только в душе. Будто за последние недели я подыскал для тебя подходящее место, не вторгаясь на чужую территорию. А где ты думаешь обо мне?

Представь это самое время у нас дома. На кухне суматоха. Идо восседает на своем королевском троне, и перед ним разложены все сокровища Али-Бабы и Али-Мамы: кубки с йогуртом, сметаной, творогом и пудингом, шоколадная паста, макароны, ломтики яблока, посыпанные корицей, как ты делаешь для Йохая (спасибо за идею!). Майя у плиты, что-то варит или обжаривает на огне куриные крылышки на завтра. «Наша кухня так прекрасна в этот час», – думаю я про себя каждый раз с удивлением первооткрывателя земли обетованной. А иногда даже тихонько произношу эту фразу вслух, но так, чтобы Майя не расслышала (она немного посмеивается над моей сентиментальностью). Но мне просто необходимо это сказать, ведь в эту минуту я, как ты знаешь, нахожусь не только там – ты сама сказала, что я всегда одновременно пребываю и в доме, и вне его. Стою снаружи, опираясь на подоконник жизни.