Эдвин Табб - Ветви на воде [litres]

– Вы не против, если я тоже поплаваю? – спросил я.

– Да ради Бога, – ответил Хэнк.

Я стянул ботинки и рубашку, хотел прыгнуть в воду, но передумал. Мне не хотелось целый день ходить в мокрых джинсовых шортах, а сохли бы они час, а то и два. На палящем солнце это было бы ужасно.

– Вы не против, если я искупаюсь нагишом?

Хэнк, видимо, ожидавший такого вопроса, пожал плечами и повторил:

– Да ради Бога.

Я стянул шорты и трусы. Хэнка это, судя по всему, ничуть не беспокоило – должно быть, в жизни он повидал немало голых мальчишек. К тому же я полностью ему доверял. Он заслуживал моего доверия не меньше, чем я – того, чтобы узнать его историю.

Я плюхнулся в воду, подняв тучу брызг, и поплескался немного, отдыхая от палящего солнца, мучившего меня еще несколько секунд назад. Скелет плавал вокруг меня, видимо, желая поиграть в какие-то собачьи салки.

Освежившись в канале, я выбрался на берег и быстро оделся. Я не привык разгуливать нагишом, и ощущение было странное. Хэнк молчал.

– Простите, если вас смутил, – сказал я.

– Да нет, я просто завидую. И сам был бы не прочь окунуться.

– Так давайте, – предложил я.

– Ты молодой, – ответил он, – а я старый. Тут есть разница.

С этим нельзя было не согласиться. Как я уже говорил, он наверняка повидал много голых мальчишек, но я никогда не видел обнаженного мужчины. Мне даже подумалось – хорошо, что он не принял мое предложение.

Пока мы продолжали нашу беззаботную охоту на Сатану, я пытался узнать у Хэнка еще какие-нибудь подробности насчет аварии, но он наотрез отказался ими делиться, сказав, что это лишь детали и они не имеют значения. Важно лишь то, что его семья погибла.

Наверное, решил я, он никогда не скажет мне, что виноват его отец, поэтому лучше оставить эту тему. Дэвиду Морланду было уже за восемьдесят. Может быть, когда он умрет, Хэнк расскажет свой секрет? Хорошо, что сейчас он поделился хоть чем-то.

Когда мы оставили нашу охоту, мы, как и собирались, вернулись в автобус Хэнка. Он пригласил меня на обед, и я согласился. Скелету достались остатки еды из холодильника Джерри Морланда, куда мы полезли за ветчиной и сыром для сэндвичей. Там же нашлись две бутылки кока-колы, и мы запили ими сэндвичи. Пузырьки шипучей газировки приятно щекотали горло. После обеда я ушел, пообещав заглянуть в понедельник утром, по дороге к «Кирби».

Утром я проснулся рано, помня слова мистера Кирби об опозданиях. Мне не хотелось лишиться работы в первый же день. Я накормил Скелета и помчался в бар, сильно нервничая.

Когда я вошел, мистер Кирби стоял за стойкой и считал инвентарь. Взглянув на меня, он пролаял:

– Начни с сортиров. Оба надо почистить.

– А где чистящие средства? – спросил я.

– В шкафу между мужским и женским сортирами.

Найдя все это, я занялся работой. Оба туалета были такими грязными, будто их месяцами не убирали. Я тер и полировал, стараясь работать как можно быстрее, потому что к одиннадцати нужно было сделать еще многое.

Закончив, я убирал чистящие средства в шкаф, когда мистер Кирби вошел в мужской туалет. Закрыв за собой дверь и включив свет, он воскликнул: «Боже милостивый». Выйдя из него, он сказал мне:

– Ты хорошо потрудился.

– Спасибо, – ответил я. – Что дальше?

– Мне это нравится. Ты – старательный работник. Будь тебе достаточно лет, я бы нанял тебя на полную ставку.

Я ничего не ответил. Во-первых, потому что мне было недостаточно лет, а во-вторых, я совсем не хотел работать здесь на полную ставку. Я просто посмотрел на него и переступил с ноги на ногу, с трудом сдерживая свой энтузиазм.

– Подмети, а потом вымой полы, и за стойкой тоже. И смотри, чтобы справиться не хуже, чем с сортирами.

Я достал из шкафа метлу и принялся за работу. В баре стояли кабинки, вмещавшие сразу много посетителей, и грязи там было больше, чем можно было бы вымести за один день. В последний раз тут должны были убирать в субботу, потому что по воскресеньям бар не работал, но, очевидно, сам мистер Кирби был лишен щепетильности, какой требовал от меня.

Я выметал из-под кабин грязь и клочки бумаги, и внезапно мой взгляд упал на что-то, вылетевшее из-под скамейки. Среди пыли и мусора лежала свернутая двадцатидолларовая купюра. Я недоверчиво уставился на нее.

Удостоверившись, что мистер Кирби не смотрит, я поднял купюру и сунул в карман, как Чарли – золотой билет. По ночам перед сном я читал «Чарли и шоколадную фабрику» Роальда Даля, и сейчас внезапно понял, как чувствовал себя Чарли, обнаружив этот билет. Интересно, кто мог оставить здесь деньги? Сначала я хотел спросить у мистера Кирби, не терял ли кто двадцать долларов, но тут же передумал. Во-первых, вряд ли мой начальник позволил бы мне забрать купюру. Скорее всего, сказал бы, что кто-то о ней спрашивал и что он лично передаст ее владельцу, а на самом деле прикарманил бы. Во-вторых, вряд ли о ней вообще кто-нибудь вспомнил бы. На то и бар. Раз я нашел деньги, значит, они мои. Что упало, то пропало – в баре этот принцип работал лучше, чем где бы то ни было. И если это знал я, это знал и тот, кто потерял деньги. Двадцать долларов в шестьдесят восьмом году были внушительной суммой даже для взрослого человека. А я заполучил их, просто хорошо делая свою работу. Я довольно улыбнулся и вновь занялся делом, надеясь найти еще денег, но больше не нашел.