– Будь очень осторожна, – сказал Дилан. Он помахивал зажатой в руке местной газетенкой.
– Монтировка и карманный фонарик, – отозвалась Джеки, – тогда можно будет и по ночам. Но где же Брат Монах?
Я боялась лечь на живот – вдруг они услышат шорох и заметят меня. Поэтому я вся сжалась за моим кустом дюнной травы и услышала, как Дилан спросил:
– А сколько стоит монтировка?
В этот момент кто-то сильно толкнул меня в спину. Я как сидела, так и кувырнулась через куст травы, покатилась по песку вниз и приземлилась у подножия той дюны, на которой сидели Дилан с Джеки. У всех на виду. В смысле, приземлилась у всех на виду. Хотя и они сидели у всех на виду. Поверх меня шлепнулся Бейтел. А на том месте, где я только что пряталась, стоял Донни. Руки в боки, кивает, словно палач, оценивающий новый топор.
– Отличное местечко, – сказал он.
– Пр-р-роклятье! – воскликнула Джеки, вскочила на ноги и бросила Дилану в лицо горсть песка. – Предатель долбаный!
Потом встала на колени, чтобы забраться в бункер. Наверняка хотела достать свое ружье.
Поэтому я закричала:
– Стоп!
Все замерли. Кто стоял, кто сидел, кто лежал – все застыли в своих позах. Я сказала, что это я виновата – это я пришла сюда, прокравшись за Диланом.
– Ты называешь это «красться»? – спросил Донни. – Ты пришла сюда прямиком. А Дилана я вообще не видел.
– Слышишь, ты, предатель! Слышишь, – прошипела Джеки, – это ты рассказал, где я прячусь.
– Честное слово, нет, – выпалил Дилан.
– Я прокралась за Диланом в пятницу, – объяснила я, – и позавчера я тоже тут была. Когда он принес удочку и силки.
Дилан посмотрел на меня, как будто я у него на глазах превратилась в насекомое. Он открыл было рот, но Донни его опередил:
– Вот Бейтел точно крался: у него все руки в царапинах от ежевики, через нее и продирался.
Бейтел показал руки. И правда, все в крови.
– А я пошел за Бейтелом, – сказал Донни, – потому что меня припахали за ним присматривать.
Тут на дюну взбежала собака с половиной жареной курицы в зубах. Отдала добычу Джеки и тотчас улеглась рядом с Бейтелом, тихонько поскуливая.
– И давно ты меня преследуешь? – спросил Дилан.
– С тех пор, как научилась ходить, – сказала я.
– Правда? – спросил Дилан.
– Да, – подтвердил Донни.
– Черт подери, – выругался Дилан.
Бейтел поднял голову:
– Сюда идут люди!
Мы все замолчали и прислушались. Издали доносились голоса.
– Они ищут собаку, – предупредил Бейтел.
Джеки вскочила. Обвела нас безумным взглядом. На миг задумалась. Затем скомандовала:
– Все в бункер. Немедленно!
Дилан мгновенно нырнул под землю. Бейтел взял меня за руку и потянул ко входу. Вместе с собакой мы протиснулись через люк. Джеки взяла ветку и принялась заметать следы на песке.
– Тебе помочь? – спросил Донни. Никогда не слышала от него такого вопроса.
– Брысь в бункер, мудила! – рявкнула Джеки.
Через полминуты мы уже сидели друг у друга на головах в кромешной тьме внутри бункера. Воняло мочой. Ужас как воняло. Мы молчали. Джеки искала что-то на ощупь. В смысле, подозреваю, что это она шарила в темноте, потому что вскоре она прошептала:
– Бакс, Никель, зачем вы задули свечки? А спички где?
– Отдадим, если отпустишь нас домой, – сказал первый близнец.
– Тише, говори тише, – шикнула Джеки.
– Только если отпустишь, – гаркнул второй. Или это был первый.
Шум борьбы, пыхтение, сдавленные крики. Донни чиркнул зажигалкой. Джеки сидела на извивающихся братьях, зажимая им рты руками.
– Ого, – сказал Донни и зажег свечи.
Мы скучились в тесном помещении, самое большее два на три метра. Под Джеки и близнецами лежали два спальных мешка и два рюкзака, в противоположном углу валялся еще один спальник и стоял чемодан на колесиках. Мы сидели на песке. Бетонные стены были исписаны такими непристойными текстами, что я их не хочу воспроизводить в моей книге. А это говорит о многом. Значит, это и было их разбойничье логово. Здесь они и ели ворованных кур, среди этой вонищи.
– По-моему, с улицы вообще не слышно, когда здесь говорят, – прошептала Джеки, – но на всякий случай – тс-с-с.
Она по-прежнему прижимала братьев к земле. Все молчали. Мне было страшно подумать, что скажет Дилан, когда мы снова сможем говорить. Однако я с трудом сдерживала смех. Как во время молитвы или поминок. Не смеяться, когда нельзя смеяться, – это же просто невозможно. Точно так же, как не врать, когда нельзя врать. Джеки слезла с братьев. Они принялись ругаться. Теперь уже Донни прыгнул на них и зажал им рты. По-моему, заодно и носы, потому что они тотчас затихли и лежали, как трупы. Джеки осторожно выглянула наружу.
Читать дальше