Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Спасибо, сестра.

Вид у нее был ошарашенный, как у коровы, ударенной кувалдой.

– Хвала Господу! – воскликнула она. – Благослови вас Бог, сестра Ив.

Покидая сцену, она плакала, как будто вместо глаз у нее были дождевые тучи.

Сидевший рядом со мной огромный и вонючий мужчина встал. В одной руке он держал дробовик. Другой он потянул спящую женщину, которая опиралась на него. Он обхватил ее рукой, вышел в проход между скамьями и потащил женщину с собой, ее ноги волочились по полу.

Тогда я понял, что женщина не спит. А вонь стояла не из-за чистки конюшен.

У ступенек сцены мужчина остановился и уставился на сестру Ив. Если она и удивилась, то не подала виду.

– Что ты ищешь, брат? – спросила она.

– Моя жена. Она больше не разговаривает со мной. Я слыхал, ты лечишь людей.

– Как тебя зовут?

– Уиллис.

– А как зовут твою жену?

– Сара.

– Имя праведной женщины из Библии. Сядь со мной, брат Уиллис. Сядьте оба.

Она уселась на верхней ступеньке, складки балахона белым каскадом легли вокруг. Косматый медведь по имени Уиллис сел, усадив тело жены между собой и сестрой Ив. Он прислонил дробовик к ступенькам под рукой. Сестра Ив взяла руку мертвой женщины в свои ладони и надолго закрыла глаза. Когда она наконец открыла их, то сказала:

– Жизнь тяжела, да, брат Уиллис?

– И не говори. Фермерам сейчас нелегко. Цена на кукурузу уже давно не поднималась.

– Ты не можешь спать, – сказала она.

– Не сплю из-за тревоги. Банк посылает нам письма. Вот почему держу дробовик при себе, на случай если они попытаются наброситься на меня. Они не получат мою ферму.

– А Сара, она сидит с тобой ночь за ночью, пытаясь успокоить.

– Она единственное, что меня удерживает. Но она больше не разговаривает со мной. Она потеряла голос. Я слышал, ты лечишь людей.

– Я не лечу их, Уиллис. Лечит Бог. Я всего лишь проводник.

– Помолись над ней. Сделай так, чтобы она снова разговаривала со мной.

– Уиллис, ты веришь в Бога?

– Как и все.

– А Сара?

– Всегда читает свою Библию. Говорит, это дарит ей утешение.

– А она в свою очередь дарит утешение тебе.

Он бросил на жену взгляд, полный тоски.

– Простого звука ее голоса уже достаточно.

– Но она больше не разговаривает с тобой.

Он опустил голову и уставился в землю.

– Лишилась дара речи, я думаю. Наверное, за какой-то ужасный грех.

– Ее грех или твой?

Он не ответил. Она подалась к нему, почти шепча. Но в шатре было так тихо, что было слышно, как жужжит муха вокруг сестры Ив.

– Уиллис, расскажи мне про грех.

Он тяжело выдохнул через нос, как дикое животное, и прочистил горло – глубокий, тревожный рокот.

– Она… – начал он. Тряхнул головой, словно пытаясь собраться с мыслями. – Она сказала, что уходит от меня. Возвращается к своим. Я разозлился, сильно разозлился. Мы наговорили друг другу грубостей.

– Ты ударил ее, – мягко сказала сестра Ив. – И тогда она перестала с тобой разговаривать.

– Я извинился. Встал на колени и умолял ее простить меня, сказать что-нибудь, что угодно.

– Она больше не может говорить с тобой, брат Уиллис. Ты это знаешь. Не в этой жизни. Но она ждет тебя в чудесном месте, где нет тревог. Где нет боли. Где у тебя никогда не отнимут твое. В месте, где есть только любовь. – Сестра Ив протянула руку через мертвую женщину. – Возьми меня за руку, брат Уиллис.

Он уставился на нее, как будто ему мучительно хотелось. Я был уверен, что она смягчит беспокойный дух этого мужчины так же, как укротила зверя в молодом человеке вчера вечером. Но он меня удивил. Удивил всех. Удивил даже сестру Ив.

– Нет! – взревел он и вскочил на ноги. Схватил свой дробовик, упер приклад в плечо и навел ствол на нос сестры Ив. – Вылечи ее, проклятье! Заставь ее снова говорить со мной, или я разнесу тебе башку!

Я видел страх тысячу раз в жизни. У него было множество лиц, но часто не было голоса. Сестра Ив смотрела в дуло дробовика, и я видел, что от страха она не может говорить. Я рассудил, что без слов ей не совершить чуда, которого хотел одержимый убийством мужик, или любого другого чуда.

– Играй, Оди, – прошептала мне Эмми. – Играй «Прекрасную мечтательницу».

Это не имело смысла, но с другой стороны, ничего не имело смысла, пока я ждал, что выстрел дробовика изуродует лицо сестры Ив. Как и все остальные в шатре, я был уверен, что нас ждет кровавая бойня. И когда она начнется, не будет никаких гарантий, что убийство ограничится сестрой Ив. У меня пересохли губы, горло было словно наждачная бумага. Я едва мог дышать. Я понятия не имел, смогу ли вообще сыграть хоть ноту. Но я достал гармонику из кармана рубашки и поднес ее к губам. Эмми положила свою маленькую ручку мне на ногу. Она подняла ко мне личико и улыбнулась, словно была абсолютно уверена во мне.