Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Я лучше найду покой в этих больших сиськах, сестра.

Это вызвало смех у его спутников.

Сестра Ив спустилась с помоста и медленно пошла по проходу, длинный шлейф ее балахона тянулся следом. Когда она проходила, все поворачивались и зачарованно смотрели, как она приближается к группе пьяных мужчин у входа. Она стояла перед ними, как белый агнец перед темными голодными зверьми.

– Возьми мою руку.

Она протянула руку молодому грубияну.

Он опешил, потом в его глазах появилось настороженное выражение.

– Возьми мою руку и возродись.

Он уставился на ее раскрытую ладонь, но не пошевелился.

Сестра Ив ласково улыбнулась:

– Ты боишься?

Это его проняло. Он грубо схватил ее руку.

Сестра Ив на мгновение закрыла глаза, словно в молитве. Когда она вновь открыла их, взгляд ее был полон понимания.

– Сколько тебе было, когда она умерла?

Теперь молодой человек выглядел потрясенным, как будто она дала ему между глаз разводным ключом.

– Кто умерла?

– Твоя мать. Ты был очень юн, верно?

Он выдернул свою рук.

– Оставь мою мать в покое.

– Она умерла в пожаре.

– Я сказал – оставь ее в покое.

– Ты видел, как она сгорела.

– Проклятье!

Он поднял кулак, как будто хотел ударить ее.

– Ты считаешь, что это твоя вина.

– Нет! – крикнул он и замахал кулаком в воздухе. – Нет, – повторил он, но на этот раз не так твердо.

– Ты слишком долго нес это бремя. Я могу избавить тебя от него, если ты позволишь.

– Оставь меня в покое, сука.

– Отпусти это бремя и возродишься. Ты снова почувствуешь себя целым, обещаю.

Он уронил руку и уставился на нее огромными и, как мне подумалось, умоляющими глазами.

– Я… Я не могу.

– Потому что ты считаешь, что переполнен грехами. Как и все мы. Тем не менее всех нас простили. Надо только поверить в это. Возьми меня за руку и поверь.

Он склонил голову и уставился в землю, как будто не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.

– Возьми меня за руку, – сказала она так тихо, что я еле расслышал.

Его рука медленно поднялась, словно давно умершая. Он снова вложил руку в ладонь сестры Ив и упал на колени перед ней. Он начал плакать, сильные рыдания сотрясали его тело. Она опустилась на колени и обняла его.

– Ты веришь? – спросила она самым утешительным голосом, который я когда-либо слышал.

– Я верю, сестра.

– Тогда позволь своей душе успокоиться.

Она подержала его в объятиях еще немного и наконец встала, и подняла его.

– Теперь иди с миром, брат мой.

Он не мог говорить. Просто кивнул и развернулся, и посмотрел на трех молодых людей, которые пришли с ним, так, что они отступили. Они вышли из шатра, и он следом.

Сестра Ив раскрыла объятия всем нам:

– Стол накрыт. Давайте возблагодарим Бога и разделим его дары.

Сбоку шатра откинули клапан, открыв длинный стол, на котором стояла пара больших дымящихся кастрюль, и до нас донесся божественный аромат куриного супа.

Той ночью я лежал на своем одеяле и опять не мог заснуть. Я слышал тихий плеск Миннесоты в камышах, растущих всего в нескольких ярдах на краю песочной отмели. Мы были достаточно близко к городу – его названия я еще не знал – и я иногда слышал, как ходовая часть грузовика грохотала, как металлические кости, когда он подпрыгивал по улицам. У реки древесные лягушки пели простую, убаюкивающую мелодию, но меня она совсем не усыпляла.

Я знал, почему не мог заснуть. Потому, что я понимал молодого пьяницу из исцеляющего крестового похода. Он верил, что в его сердце столько плохого, что оно никогда не сможет очиститься. Я был дважды убийцей. Если чья душа и была проклята, так это моя.

Потом я услышал голос ангела, такой тихий, что не был уверен, реален ли он. Я встал, поднялся на берег и пересек полосу деревьев и железнодорожные пути. Я стоял на краю луга, откуда был виден большой шатер. За ним раскинулся город, несколько огоньков еще горело тут и там среди холмов. Большинство автомобилей уехало, луг почти опустел. Мягкий свет освещал ткань шатра, не яркий поток света из множества электрических ламп, который мы видели ранее. Может, одна или две. Музыка теперь была тихой, а не торжественной. Только пианино и горн. И этот божественный голос.

Я пересек луг. Клапан шатра не был закрыт до конца, и я обнаружил, что если встану на колени, то смогу заглянуть внутрь.

Они стояли вокруг пианино на помосте: трубач, пианист и сестра Ив. Над ними горела единственная лампочка. На сестре Ив больше не было белого балахона, она была одета в ковбойскую рубашку на кнопках. Ее голубые джинсы были закатаны на щиколотках, и я видел, что на ногах у нее самые что ни на есть ковбойские сапоги. Они играли песню, которую я слышал по радио в доме у Коры Фрост, «Десять центов за танец». Грустная история о женщине, которая танцует с мужчинами за деньги, но отчаянно желает, чтобы кто-нибудь забрал ее. Ноты трубы были долгими, жалобными вздохами; ритм, который играл пианист, напоминалпогребальную песню, а сестра Ив пела, как будто ее душа умирала, и этот звук словно обращался ко мне.