Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

Я плохо спал. Это началось после того, как я застрелил Джека. Иногда я не мог заснуть, или если засыпал, то просыпался от кошмаров. Я был заперт в сарае Джека. И в этих ужасных снах он открывал свой единственный глаз и обвиняюще смотрел на меня с земляного пола. Я пытался сказать ему, что мне жаль, очень жаль, но мой рот словно был зашит, и от усилий раскрыть его во сне я просыпался.

Той ночью я не мог заснуть. Я лежал, глядя на ветви платана, которые создавали крышу над нами. Пустой желудок жалобно урчал, а я все продолжал думать о доме. На самом деле я никогда не знал, что это. До Линкольнской школы мы жили в разъездах, а до этого на верхнем этаже дома, который принадлежал женщине со множеством кошек и который я помнил только обрывками. Линкольнская школа приютила меня, но не была домом. Я старался не радоваться раньше времени насчет Сент-Луиса и тети Джулии, но это было все равно что просить голодающего ребенка не исходить слюной от запаха горячей еды.

Я оставил остальных спать, а сам отошел от платана. То, что я увидел тогда, оказалось настолько красивым, что я не забыл за восемь десятков лет своей жизни. Луг, начинавшийся у подножия холма, кишел светлячками. Насколько хватало глаз, землю освещали миллионы крошечных фонариков. Они мигали и перемещались в разных направлениях, море звезд, земной Млечный Путь. Я бывал ночью на вершине Эйфелевой башни и смотрел на город света [24] Город света ( англ . the City of Light) – Париж. , но все это рукотворное великолепие не сравнится с чудом, которое я мальчишкой узрел той июньской ночью на берегу Гилеада.

В мою руку скользнула ладошка: рядом со мной встала Эмми. Даже в темноте я видел, как горят ее глаза.

– Я хочу когда-нибудь вернуться сюда, Оди.

– Мы вернемся, – пообещал я.

Мы долго стояли, держась за руки, посреди этого чуда, и хотя желудок мой был пуст, сердце было полным.

На следующее утро, когда мы положили вещи в каноэ, брат посмотрел на запад и тихо присвистнул.

– Красное небо утром, – сказал он.

Небо вдоль всего западного горизонта выглядело как полоска воспаленной кожи. Моз с Альбертом гребли как сумасшедшие в попытках обогнать ненастье, но в последний раз они ели два дня назад, и это был сом, которым поделился с нами Форрест, так что они быстро устали. Тучи наползали медленно, но к вечеру они нас догнали. За спиной поднялся ветер, и перед самой грозой мы доплыли до места, где Гилеад сливался с широкой Миннесотой. Полил сильный дождь, но мы продолжали плыть, высматривая удобное место для причаливания. Наконец мы увидели длинную песчаную отмель, заросшую камышами. Мы вытащили и разгрузили каноэ. Моз с Альбертом прислонили его вверх дном к дереву на берегу и накрыли одним из одеял, и мы, мокрые и уставшие, сбились в кучку под ним.

Миннесота была широкой рекой, и в ней течение было сильнее, чем в Гилеаде. Мы смотрели, как огромные обломки деревьев проносятся мимо, только чтобы застрять в местах, где вода кружилась в бурных коричневых водоворотах. Мокрый, уставший, голодный и напуганный быстрой водой, я задумался о разумности плана Альберта добираться до Сент-Луиса по реке.

Дождь продолжался, а наше настроение продолжало ухудшаться. Я видел усталость на лицах друзей и сам ощущал ее всем телом. Даже шанс найти дом не радовал.

Настала ночь, дождь наконец перестал, и где-то в темноте заиграла музыка и зазвучал самый красивый голос, который я когда-либо слышал.

«Что это?» – показал Моз.

– Понятия не имею, – сказал Альберт.

– Ангел. – Выражение лица Эмми говорило, что она верит в это.

– Кто бы это ни был, у нее потрясающий голос, – сказал я. – И только послушайте эту трубу.

– Горн Гавриила, – сказала Эмми.

– Про это не знаю, но он явно знает свое дело. – Я повернулся к Альберту. – Надо посмотреть, как думаешь?

– Не всем сразу.

– Я не останусь, – сказал я.

– Я тоже хочу пойти, – сказала Эмми.

Моз показал: «Один за всех, и все за одного».

Альберт еще мгновение взвешивал варианты.

– Хорошо, – сказал он, сдаваясь. – Но мы должны быть осторожны. За наши головы дают пятьсот долларов. Тут даже ангел не устоит.

Мы покинули песчаную отмель, поднялись по пологому берегу и миновали узкую полосу деревьев. С другой стороны проходили железнодорожные пути, за ними широкий луг, а за лугом – город. Небо все еще было затянуто, и отражение городских огней делало низкие тучи похожими на дым над бушующим пламенем. В центре луга стоял огромный шатер в окружении палаток поменьше. Большой шатер был ярко освещен внутри, и по матерчатым стенам двигались тени. На лугу стояло много автомобилей.