Уильям Крюгер - Эта ласковая земля

– Эмми.

Она повернулась ко мне и, увидев мое маленькое творение, просияла от восторга. Я вручил куклу ей, и она надела ее на руку и озвучила по-своему, похоже на лягушку. Она назвала куклу Пухлей из-за большой, набитой носком головы и весь день разговаривала с ним и с нами, и время пролетело быстро.

После полудня мы увидели церковный шпиль и водонапорную башню над деревьями вдоль железнодорожных путей в четверти мили к югу от Гилеада. Альберт взял из наволочки деньги и отправился купить еды на обед и ужин, а может и на завтрак следующего дня.

Эмми сидела на траве на краю распаханного поля и изображала, что Пухля – голодный лев, преследующий Моза и меня.

– Эмми, ты помнишь прошлую ночь? – ненавязчиво спросил я.

– А что такое? – сказала она рассеянно, поправляя Пухлю на руке.

– Помнишь, как заговорила со мной посреди ночи?

– Нет.

Она прорычала и ткнула Пухлей в Моза, который отшатнулся с подобающим ужасом.

– Не помнишь, как дала мне кое-что?

– Не-а.

Она покачала головой и сосредоточилась на нападении на Моза. Я решил пока не давить дальше.

Недавно мы проплывали мимо сельского дома, и я видел на заднем дворе развешенное для просушки белье. Я достал из наволочки три доллара, сказал Мозу с Эмми, что скоро вернусь, и пошел вверх по реке.

Не доходя до дома, я присел на корточки среди деревьев вдоль берега. Рядом с домом стоял старый сарай с облупившейся краской. Оголенные участки стен были серыми, а доски выглядели мягкими и гнилыми. Строение немного кренилось набок, как уставший старик. Домик был маленьким и не в лучшем состоянии, чем сарай. Рядом стоял курятник с курами и цыплятами, которые клевали что-то на земле и иногда друг друга. На веревке за домом висели рабочие комбинезоны, трусы и рубашки, некоторые большие, а некоторые не очень, наверное одежда взрослого мужчины и его сына. Она-то и привлекла мое внимание, когда мы плыли по реке.

Я немного осмотрелся и, не заметив признаков жизни, наконец осторожно вошел во двор. Рубашки были старые, много раз залатанные и зашитые. Я аккуратно снял две большие и одну маленькую. Стягивая с веревки последнюю рубашку, я заметил перед собой маленькую девочку, появившуюся словно по волшебству. Она была ненамного старше Эмми, со светлыми косичками и большими голубыми глазами. Выглядела она не сытее детей из Линкольнской школы. Она была босиком в маленьком платье-рубашке.

– Здравствуй, – сказал я.

– Это папины рубашки, – сказала она. – И Генри.

– Генри твой брат? – спросил я.

Она кивнула.

– Где они?

– Работают у мистера Макадамса.

– Он живет тут поблизости?

– У него большая ферма за Кроуфордом. Раньше у папы там было хозяйство, но банк забрал нашу землю.

– А где твоя мама?

– Работает в городе. Гладит и убирает у миссис Дровер.

– Как тебя зовут?

– Эбигейл. А тебя?

– Бак, – сказал я.

– Ты их украдешь? – спросила она.

– Вовсе нет, Эбигейл. Я их куплю.

Я достал доллары, которые взял из наволочки, и при помощи прищепки прикрепил их на веревку, слишком высоко для Эбигейл.

– Ты богач? – спросила она.

– Просто везучий. Было очень приятно познакомиться с тобой, Эбигейл, но мне пора.

– Обратно к железной дороге?

– Может быть. А что?

– Потому что оттуда приходят все, кто ищет еду, работу или место переночевать. Ма говорит, важно помогать чем можем. Хотя у них никогда нет денег.

– Верно, – сказал я. – Обратно к железной дороге. Посмотрю, получится ли сесть на поезд до Сиу-Фоллз.

– Поезда не останавливаются в Кроуфорде.

– Может, мне придется пройтись до следующего города, где они останавливаются.

– До Линкольна, – сказала она.

– Значит, до Линкольна. До свидания, Эбигейл.

Я ушел, но не обратно к реке. Я шагал по пыльной дорожке перед домом до того места, где она соединялась с местной дорогой, пересек ее и остановился у железнодорожных путей. Я стоял на полотне из щебенки, вдыхая запах креозота от шпал, и смотрел на дом. Он был старый и обшарпанный, как рубашки, которые я забрал, но я понимал, каким уютным он мог казаться тому, кто был даже беднее семейства Эбигейл и шел по путям в поисках приятного и тихого места.

Некоторое время я шел в сторону города, потом срезал дорогу обратно к реке через поле. Альберт уже вернулся и набросился на меня.

– Где тебя носило?

– Доставал замену нашей форме, – сказал я и гордо показал рубашки.

– Где ты их взял?

– У дома выше по реке.

– Украл?

На его лице был написан такой гнев, что я подумал, что он меня ударит.