Кэролайн Ли - Стеклянная женщина [litres]

– Иду, – говорит Паудль.

Йоун выжидающе глядит на него, но Паудль не двигается с места, и тогда он говорит сердито:

– Ну, ступай.

Паудль растворяется в темноте за порогом, оставляя Роусу наедине с мужем. Йоун приближается к ней, и она замирает. Он так высок и силен, что ей на ум невольно приходят легенды о белых медведях.

– Ты женщина разумная, верно? И хорошая жена.

– Я надеюсь.

– Хорошие жены знают, когда им надлежит молчать.

Она кивает. В горле у нее пересохло.

Он берет ее за руку и один за другим целует кончики пальцев.

– Мне повезло найти женщину, которой я могу всецело довериться.

Она ничего не отвечает. Руки его грубы. Они все в мозолях от рыболовных снастей и от косы. В мозолях от ножа.

Он подходит еще ближе, притягивает ее к себе и заключает в объятия, которые должны были показаться ей нежными, но выходит наоборот: ее руки неловко прижаты к бокам. Сердце Роусы неровно колотится в груди.

– Погляди на меня, – шепчет он.

Она поднимает глаза.

– О чем вы говорили с Паудлем?

Мысли ее бешено мечутся в голове.

– Мы только вспоминали детство. – Она сглатывает. – Мы ходили от одного дома к другому и просили дать нам skyr .

– Ты голодала?

Она кивает.

– Нынче голод тебе не грозит. Со мной у тебя есть все, что нужно, не так ли?

Он целует ее в лоб. Она стоит недвижно и ждет, пока он отпустит ее.

Наконец Йоун уходит, и она остается одна в темном доме, вспоминает, как рука Паудля касалась ее затылка, и снова и снова переживает этот миг, чтобы не слышать ни шуршания на чердаке, ни голосов в голове.

Мужчины все больше времени посвящают подготовке к суровой зиме, и Роуса теперь видит Паудля мельком. Все трое спят в хлеву с овцами, коровами и лошадьми. Перед наступлением зимы скот нужно заново приучить к тому, что до весны им придется жить взаперти. Йоун и Паудль поочередно разнимают разбушевавшихся баранов, которые сцепились рогами. Наконец, на восьмой день Йоун говорит, что Паудль может остаться на зиму. Сердце Роусы заходится, она улыбается Паудлю – и вдруг замечает, что Йоун смотрит на нее. Она тут же опускает глаза и продолжает собирать клочки шерсти.

Вечером, когда темнота уже окутала дом и Роуса сидит в baðstofa одна, ожидая, пока ее потянет в сон, вдруг раздается скрежет металла по дереву. Она вскакивает с гулко бьющимся сердцем и только тогда понимает, что звук доносится снаружи.

Роуса накидывает на плечи платок и выскальзывает за дверь, прогоняя мысли о духах, поднимающихся из морских глубин. Споткнувшись в темноте, она подворачивает ногу и вскрикивает. Боль взаправдашняя. Все остальное – просто выдумки.

Снова этот скребущий звук, и возле окна скрючился какой-то силуэт.

– Кто здесь? – слабо лепечет она.

Призрак оборачивается и выпрямляется. Он слишком высок и широкоплеч, чтобы быть женщиной. Он возвышается над Роусой, и она уже открывает рот, чтобы закричать.

– Роуса!

Это Паудль.

Она подавляет всхлип и начинает оседать. Он бросается навстречу, подхватывает ее, не давая упасть, и прижимает к груди.

– Извини, я вовсе не хотел тебя напугать.

Он говорит невнятно, потому что уткнулся лицом в ее волосы, и она чувствует, как он целует ее в лоб.

– Я… – Она не в силах говорить. Пальцы его так бережно касаются ее лица, будто он держит что-то необычайно хрупкое.

Она отталкивает его.

– Где Йоун?

– В хлеву. Пьетюр с ним.

– Ступай к ним. Это очень опасно.

– Опасно говорить с тобой? Утешать тебя? Йоун не стал бы этому противиться. Он ведь не чудовище. – Он берет ее руку в свои ладони.

Роуса закрывает глаза. Она не может признаться, что дрожит от ужаса под взглядом собственного мужа. Паудль спросит, чем Йоун так напугал ее, и ей придется ответить, что он не сделал ровным счетом ничего. Но что время от времени, встречаясь с ним глазами, она словно заглядывает в глубины реки Хвитау, которая некогда топила всех без разбору, не жалея ни женщин, ни детей, а потом, нисколько не терзаясь угрызениями совести, несла дальше свои бурные воды.

Вместо этого Роуса говорит:

– По селению уже расползлись слухи. Йоун дорожит своим добрым именем. А я не хочу, чтобы он отослал тебя в Скаульхольт.

Паудль со вздохом выпускает ее руку.

– Тогда нужно придумать, как нам встречаться днем, у всех на виду.

Она кивает, прекрасно осознавая, что соглашается, пусть даже и на краткий миг, вступить в бушующие воды.

Паудль наклоняется и целует ее в щеку. Она вскрикивает, но не успевает сказать ни слова, как он уже спускается по тропинке к хлеву. По его походке она догадывается, что он смеется. Он всегда любил играть с огнем.