Йожеф Дарваш - Город на трясине

Сегодня же здесь стояла обычная тишина. Лишь изредка где-то тявкала соскучившаяся от безделья дворняжка или мычала корова, которую оставили старикам родителям для присмотра и пропитания и которая тоже скучала в каменном хлеву в глубине просторного двора. Однако во всей этой, казалось бы, мертвой неподвижности не чувствовалось заброшенности или безнадежности. Привлекательные, ухоженные, аккуратно покрашенные дома, чистенькие палисадники, заботливо починенные изгороди, закрытые ставнями или завешенные кружевными шторами окна — все это, вместе взятое, производило впечатление скорее надменной замкнутости, чем печального безмолвного запустения. Казалось, даже сам воздух в этом квартале имел привкус грубости крепостничества, консерватизма мелкопоместного дворянства и хвастливого чванства новоявленных выскочек-буржуа — всего, что определяло стиль жизни «жирного квартала».

Дом семейства Хорвата Береца-старшего находился на самой середине улицы, обрамленной узенькими переулками. Это было старинное, вытянутое в длину каменное здание с подслеповатыми маленькими окошечками во двор и красивым ярким кирпичным фасадом в современном стиле, обращенным на улицу.

Пастор открыл калитку и, миновав палисадник, поднялся на парадное крыльцо. Внутрь дома вел длинный коридор, выстланный мозаичной плиткой. Шаги пастора гулко отдавались под потолком, однако из боковых дверей никто не выглянул, отчего дом казался вымершим. Это не смущало молодого пастора, и он уверенно шагал вперед, как человек, хорошо знавший внутреннее расположение дома. Наконец он остановился перед одной из дверей и без стука открыл ее.

С кресла, стоявшего перед большим трюмо, вскочила девушка. Лицо ее изобразило притворный испуг.

— Ах, Пишта, вы меня напугали! — игриво воскликнула она.

Пришелец, однако, ничего не ответил и, улыбаясь, показал большим пальцем через плечо, имея в виду дверь комнаты, располагавшейся через коридор напротив. Девушка со смехом помотала головой. Тогда молодой человек подбежал к ней, шутливо обнял и, взяв на руки, стал покрывать ее лицо поцелуями.

— Ну-ну, не увлекайтесь, пожалуйста! — кокетливо возражала она, делая вид, будто старается высвободиться из его объятий. — Этак, чего доброго, и во дворе услышат!

— Ну, и что же? Пусть слышат! Хоть во дворе, хоть у соседей — экая беда!

— Довольно, Пишта. Отпустите меня и будьте послушным. Сядьте вот сюда. Видите, как вы меня растрепали? А я, несчастная, целых полчаса причесывалась. Теперь надо начинать все сначала.

Надув губы, притворившись, будто сердится, девушка присела перед зеркалом. Когда она подняла руки, откидывая назад длинные волосы, легкая ткань кофточки плотно обтянула ее упругие, по-девичьи острые груди.

— А вы сегодня пришли позже, чем всегда, — сказала она, но, заметив в зеркале жадный взгляд пастора, пристально смотревшего на ее грудь, опустила руки и немного смутилась. — Не стыдно опаздывать?

— У меня были сегодня крестины. Однако намного я не мог опоздать, спешил со всех ног.

— Если я говорю, значит, так оно и есть. Вы опоздали, по меньшей мере, на четверть часа. Кстати, вы знаете, как я определяю, когда вы придете?

— Наверно, смотрите на часы.

— А вот и нет! Я слушаю, когда начнут звонить к обедне. Когда колокол умолкает, я начинаю высчитывать: вот сейчас начали петь гимн, теперь вы поднимаетесь на кафедру, произносите вслух молитву, потом сходите к алтарю, совершаете церемонию, затем снова все поют, заканчивают, вы идете домой, переодеваетесь и вот наконец направляетесь ко мне… Еще немного — и пожалуйста, вы здесь.

— Приятно сознавать, что у вас на счету каждый мой шаг! — Пастор весело рассмеялся.

— Ну уж полно! Вот и сейчас, например, я не знаю, где правда. Действительно ли вас задержали крестины или что-нибудь другое? — с легким раздражением в голосе продолжала девушка. — Быть может, вы успели по пути уже заглянуть на минуточку к Илонке Сабо и ее родителям?

— Я и сам теперь не знаю, где правда. Своим подозрением вы привели меня в полное замешательство. Давайте спросим об этом у вашего деда, тем более что он собственной персоной присутствовал на крестинах, хотя и держался в стороне.

— Если так, пожалуй, я лучше поверю вам на слово, — согласилась девушка, скорчив милую гримасу. — С моим дедом мы опять не понимаем друг друга. Еще, чего доброго, и от крестин откажется, и от того, что вообще был в церкви… Зол, как черт перед пасхой.