Йожеф Дарваш - Город на трясине

Однажды поздно вечером, когда Бакоши уже улеглись спать, их разбудил стук в дверь. На пороге стояла запыхавшаяся, взволнованная Дьерене.

— У Ситашне ночует любовник, — сообщила она, заикаясь от возбуждения. — Выследила я их, голубчиков. Пробрался, как вор, через огород — и шасть в дверь…

Стоя на пороге в рваном ночном капоте, растрепанная и всклокоченная, со сбившимся набок платком на голове, Дьерене при тусклом свете мерцающей коптилки напоминала фурию, жаждущую мести.

— Сколько можно терпеть этот позор? — шипела она. — Надо проучить этих бесстыдников, научить их уважать людскую мораль!

Юлиш тотчас была готова дать урок нарушителям морали. Выпрыгнув из постели, она начала одеваться, но Шандор грубо прикрикнул:

— Никуда ты не пойдешь!

— Почему это не пойду?

— Не твое это дело — вмешиваться во всякие глупости. Пусть занимается этим тот, кому это хлеб насущный…

Дьерене восприняла его слова как личное оскорбление и не осталась в долгу. Прищурившись, она ехидно заметила:

— Для мужчин это всегда глупости. А почему? Потому что они и сами не прочь принять в них участие… Уж я-то знаю…

— Знаете — и знайте на здоровье! Только моя жена не жандарм, чтобы за всеми присматривать! — Шандор повернулся к Юлиш и с еще большей злостью гаркнул на нее: — Ложись сейчас же! Ложись, пока миром прошу!..

Однако намек Дьерене подействовал на Юлиш, как на лошадь, которой сунули в ухо горящий фитиль.

— Мало, что живешь как нищая! Надо еще терпеть, когда у тебя под самым носом занимаются развратом! За волосы эту стерву — да протащить по всему селу!

— Ты у меня протащишь! И думать не смей! Смотри на себя, как живешь, а в чужие окна не заглядывай!

— Что, защищаешь свою ненаглядную? Тоже небось не прочь к ней под одеяло залезть?

— Чертова кукла! Если ты сейчас не закроешь рот…

— И не закрою! Работаю, тяну лямку, как последняя кляча, и что же? Против такой твари даже слова сказать не могу? Кто она тебе, эта стерва, что ты ее защищаешь? Вот я пойду и…

— Иди! Только тогда убирайся совсем! Ноги твоей больше не будет в доме. Это я тебе говорю!

Разбуженная скандалом, старая Бакошне уселась в постели и попыталась урезонить ссорящихся:

— У вас что, других забот нет? Ссоритесь из-за такой ерунды! — Старушка сердито кашлянула.

— Чтобы меня позорила собственная жена? Не допущу!

Дьерене злым взглядом окинула всю эту сцену, затем с оскорбленным видом повернулась к выходу, однако успела переглянуться с Юлиш. Та сидела на кровати с распущенной косой, опустив плечи, в одной ночной рубашке, из-под которой сильно выпирали острые ключицы. Старшие дети, спавшие на соломенном тюфяке, тоже проснулись. Розика широко открытыми глазами следила за этой необычной ссорой, тайный смысл которой ей был непонятен. Шади тоже начал хныкать:

— Мама… мамочка…

Юлиш встала. Ей казалось, что, уйди она сейчас с Дьерене, она рассчитается сполна со многими несправедливостями, с приниженностью в своей жизни, но у нее не хватило смелости.

— Замолчи! — зло прикрикнула она на Шади, и тот, испуганный, умолк. Юлиш подошла к нему, взяла на руки и села на кровать, повернувшись спиной к мужу и входной двери.

Дьерене удалилась не солоно хлебавши. Выбежав на улицу, она отправилась по другим соседним дворам. Ей все-таки удалось собрать группу из пяти-шести женщин, к которым примкнули и трое мужчин. «Карательный отряд» под предводительством Дьерене неслышно приблизился к дому Ситашей. Тихонько, без скрипа, открыли калитку; осторожно ступая, пробрались на крыльцо и спрятались в тени. Йожи Мольнар, непременный участник всех проказ, резко постучал в окно и прыгнул в сторону, чтобы выглянувшая Ситашне его не заметила. Внутри дома, однако, никто не отозвался. Подождав немного, Йожи повторил свой маневр.

Взрослые люди, собравшиеся под навесом в темноте, были похожи на притаившуюся в засаде кошку, когда она, вобрав когти, караулит мышь. На второй стук из дома наконец послышался несмелый вопрос:

— Кто там?

На вопрос никто не ответил. Люди теснее прижались к стене. Двое незаметно стали под окнами, выходящими на улицу, чтобы отрезать путь для отступления попавшемуся донжуану. Остальные продолжали пугать обитателей дома: стучали в окна, царапались в дверь и опять скрывались в тени. Очевидно, внутри дома уже догадались о готовящейся экзекуции и теперь на стук и прочие ухищрения отвечали молчанием. В доме не слышалось ни малейшего шороха.