Жоэль Диккер - Последние дни наших отцов

В коридор выбежал Кей, в руках у него были высокие бокалы с шампанским.

— Счастливого Рождества! — крикнул он вновь прибывшим.

— И тебе счастливого Рождества, малыш Кики! — радостно отозвался Толстяк.

За ним появился Станислас, неся поднос с птифурами. Он похудел. Толстяк сбросил подарки на пол, и все обнялись. Они смеялись. Они были все те же, но совсем другие. И пока Клод с Толстяком стаскивали длинные зимние пальто, они разглядывали друг друга. Они расстались курсантами, а теперь они — агенты УСО в звании лейтенантов, члены Секции F. Некоторые после Бьюли отправились прямо на задание, кто-то прошел еще одну школу специализации, но сегодня на счету каждого из них была по крайней мере одна операция во Франции. Успешная или не очень: уходящий год выдался для УСО неудачным, было много провалов. Их, как и многих агентов Секции F, вернули в Лондон на время, пока командование УСО оценит ситуацию. Германия одерживала верх в войне.

В квартире снова раздался звонок. Толстяк захотел непременно открыть сам и в спешке опрокинул журнальный столик. Пришли ослепительные Лора и Пэл. Теперь, после нескольких месяцев войны, они собрались почти все. Кей планировал так и не состоявшиеся диверсии в районе Нанта, куда стекалось множество солдат вермахта. Клод после контактов с ячейками Сопротивления пережил ту самую утрату иллюзий и веры в людей, о какой Пэлу говорил Дофф. Эме столкнулся с враждебностью со стороны сил “Свободной Франции”, не доверявших англичанам и особенно неголлистской Секции F. Лору, которую направили в Нормандию, после ареста одного из главных ее контактов едва не схватило гестапо: немцы частично раскрыли ячейку. Но кто мог упрекнуть человека, заговорившего под пыткой? Станислас поранился во время первого парашютирования в мае и после возвращения в Лондон был прикомандирован к Генеральному штабу УСО. А Фарон и Дени были еще на местности: Дени в роли пианиста в окрестностях Тура, а Фарон на задании в Париже.

В квартире слышались приветственные возгласы, все щипали друг друга за щеки, словно не верили, что целы и невредимы. Потом все принялись за готовку на необъятной кухне. То был мужской обычай, которому Станислас неукоснительно следовал до войны: поехать с друзьями на выходные за город, пить, стрелять голубей и вместе готовить еду — так укреплялись дружеские узы. Но его боевые товарищи никогда не учились в Итоне и оказались весьма жалкими подручными. Клода и Пэла, учинивших битву на сковородках и сломавших кухонный комбайн, отправили накрывать на стол, расставлять серебро и хрустальные бокалы. У Кея подгорел соус, и ему велено было сидеть и смотреть. А пока редкие трудяги — Эме при птице, а Лора при вине — под руководством Станисласа старательно пыхтели над меню посреди ребяческой возни, Толстяк, спрятавшись за дверцу шкафа и сунув голову в холодильник, слизывал крем с пирожных, доставленных от знаменитого кондитера; дырку он заделывал, размазывая оставшиеся взбитые сливки чайной ложкой, и начинал ковырять следующее.

Они ужинали в столовой — красивой устланной коврами комнате с окнами на внутренний двор.

Они ужинали, элегантные, счастливые, вспоминали Уонборо, Локейлорт, Рингвэй, Бьюли. Снова болтали о своем бегстве, про то, как пьяные Толстяк с Клодом наводили самолет. Приукрашивали рассказы: ностальгия заставляла преувеличивать любую деталь.

Они ужинали несколько часов напролет. Ели так, словно голодали долгие месяцы, если не годы. Слопали всю птицу, зеленые овощи, картошку, передержанный чеддер, попорченные пирожные; а поскольку некоторые все равно не наелись, разграбили кладовую — к восторгу Станисласа. Умяли все: кровяную колбасу, сосиски, фрукты, консервы, овощи и сладости. В три часа ночи соорудили себе яичницу-глазунью и съели ее с солеными крекерами. Выходили из-за стола черного дерева передохнуть на диване в гостиной, тайком расстегнув пуговицу на брюках, со стаканом крепкого спиртного, дабы помочь пищеварению, а потом снова шли на призывы Эме, который колдовал у плиты.

На рассвете Толстяк раздал подарки — кошмарные, как и в Бьюли, — но полные любви. Например, Кею, получившему пару носков, Толстяк заявил: “Это носки из Бордо! Не какая-нибудь дрянь!” Кей, уроженец Бордо, в душе благословил Алена-Толстяка, самого славного человека на свете. Лора получила золоченую подвеску — безвкусную, зато выбранную с величайшим тщанием. Растроганная, пристыженная, ведь сама она пришла с пустыми руками, Лора в знак благодарности обняла Толстяка.