Ахмед Рушди - Кишот [litres]

– Мне жаль, но вы едва ли найдете во всем городе много работающих мотелей, – сообщил хозяин. – Очень многие убежали из города. Я хотел сказать, уехали, – поправил он себя, – разумеется, уехали, я именно так хотел сказать, странно, если получилось как-то иначе. Население города, к несчастью, сильно сократилось. Раньше у нас останавливался паром на Манхэттен, но сейчас порт закрылся, и многим из-за этого пришлось уехать. С момента последней переписи в 2000 году население сократилось уже на семь процентов, а тогда насчитали 13501 человека. Могу я попросить вас, это будет самая последняя проверка, открыть рты, чтобы я мог взглянуть на ваши зубы.

Это было слишком даже для такого человека, как Кишот.

– Мы решительно не готовы выполнить вашу просьбу, – сказал он, поднимаясь. – Так что немедленно выдайте нам ключи, милейший, и давайте покончим с этим.

– Конечно-конечно, приношу свои извинения, – ответил Ионеско, выполняя требования Кишота. – Я уверен, что в последнее время вы не замечали никаких метаморфоз с зубами. Они у вас не росли?

– Что за вопрос, не росли ли у нас зубы? – Санчо был вне себя. – Вы что, подменяли баристу и нажрались?

– Я не мог сказать “росли”, – ответил Ионеско. – Я спросил, не болели ли у вас зубы. Вполне невинный вежливый вопрос. К примеру, в нашем роду все страдают наследственными зубными болями.

– Вы не сказали ничего похожего на “болели" . Вы совершенно точно сказали “росли, – стоял на своем Санчо.

– Довольно, Санчо, не сейчас, – пытался закончить разговор Кишот. – Идем скорее в номер. Мне нужно поспать.

В этот самый момент вновь раздался громкий трубный звук; на этот раз трубивших было несколько, и они находились где-то совсем близко.

– А это что еще за дикий шум? – спросил Санчо.

Хозяин мотеля улыбнулся в ответ, но Санчо показалось, что улыбкой он пытался замаскировать нервный смех, даже страх.

– Горнисты, – пояснил он. – В нашем городе очень много заядлых горнистов, и они любят репетировать в дневное время.

– Что ж, – заметил Кишот, – лично мне они не кажутся великими виртуозами. Это страшная какофония, я очень надеюсь, что они не репетируют по ночам.

По дороге в Беренгер Санчо заметил, что по мере приближения к Нью-Йорку, в котором, как он считал, его странствие должно прийти к великому и счастливому завершению, прожитые годы опадали с Кишота, а его грудь снова наполнялась весельем и жаждой жизни. Он постоянно пребывал в благостном расположении духа, был неизменно весел, с радостью вступал с Санчо в жаркие споры о музыке, политике и искусстве и выглядел значительно моложе во всем, разве что колени болели и он продолжал прихрамывать на правую ногу. В его почтенном возрасте его, казалось, вообще не волновали вопросы о смерти, когда она может прийти и что бывает или не бывает после великого конца.

– Как-то я видел по телевизору, – делился он с Санчо, – как один известный режиссер давал интервью восторженной корреспондентке, которая спросила его, счастлив ли он, что после смерти продолжит жить в своих кинематографических шедеврах. “Нисколько, – ответил режиссер, – я бы предпочел продолжать жить в собственной квартире”. У меня похожий план. Если придется выбирать между неизбежно скучной смертью и бессмертием, я предпочту жить вечно.

Он также начал рассказывать Санчо истории из своей юности, в которых у него было много друзей, он путешествовал по миру и нравился многим женщинам.

– Ах, девчонки, какие девчонки! – орал он, непристойно ухмыляясь. – Наше поколение считало частый беспорядочный секс проявлением свободы, и я, как и все мои ровесники-мужчины, верил в эту свободу всем своим жадным сердцем!

Наконец-то он начал говорить с Санчо о прошлом. “Девчонки” из его рассказов в голове у Санчо сливались в серую массу. Он заметил, что между всеми этими историями есть нечто общее. Почти всегда девушки быстро бросали Кишота, и их почти всегда звали самыми распространенными на Западе ничего не говорящими именами; Кишот никогда не упоминал, в каком городе произошла их встреча, на каком языке они говорили и каких религиозных взглядов придерживались – ничего такого, что делало бы их живыми. Создавалось впечатление, что он и сам знал их не очень хорошо. Было похоже, что он… Внезапно Санчо понял: все эти предшественницы мисс Салмы Р. были в его жизни такими же тенями, как и она, женщинами, с которыми он не был знаком, но полюбил на расстоянии. Возможно, это были и настоящие женщины, и те, чьи фотографии он видел в журналах. Возможно, он всех их выдумал. Возможно, все они – героини телевизионных передач.