Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

Вероника глубоко вдохнула влажный грибной запах, заполонивший лес.

Запахи, возможно, были самой сильной частью накрывших ее воспоминаний. Накануне, идя по лесной дорожке, она почувствовала, что лес пахнет щавелем. Сад возле дома – свежим огурцом и смородиновым листом. А дом… Когда Вероника в первый раз вошла в него, то сразу же ощутила запах старой дачи, бывало, встречавший ее в детстве, когда они приезжали туда после зимнего перерыва – запах нафталина, холодного несвежего воздуха, пыли и одиночества, неизбежный спутник первых часов отчуждения. Но потом дом стал привыкать к ней, и в нем открылись совсем другие ароматы: нотки кофе и сухих специй на кухне, чистого белья и лавандового саше в спальне, смолистых дров и деревянных стен в гостиной. Может быть, для той женщины разные ярусы башни имели разный запах? А может, когда-то она не была слепой и поднималась туда, чтобы полюбоваться пейзажем, а теперь, сидя на том же месте, снова видит его там, внутри себя? Или ей просто нужно было оторваться от земли?

Трёхцветная кошка с острыми, чуть загнутыми назад ушками обитала в гостевом домике или на террасе, гуляла по окрестностям, а в дом приходила только для того, чтобы поесть, два раза в день. Если корм успевал обветриться, она призывала Веронику к себе возмущенным «мяу» и требовала свежий. В остальном же держалась отстраненно и настороженно. В дом кошка проникала через специальную маленькую дверцу, которая легонько хлопала, предупреждая о ее появлении; бесшумно и неспешно ступала по домотканым дорожкам на давно не крашеном полу кухни к своим мискам, стоявшим около древней чугунной плиты, аккуратно ела, и так же тихо удалялась, по-хозяйски подняв хвост трубой.

Но на третий день она, видимо, поняла, кто ее кормит, и зашла в гостиную. Потерлась о Вероникины ноги, милостиво муркнула, минут пять посидела на диване, потребовала погладить и с достоинством удалилась по своим делам.

А в доме… в доме стали происходить странные вещи. То криво лежавшая на столе салфетка оказывалась аккуратно разглаженной, то чашка из-под кофе, которую Вероника, поленившись вымыть сразу, поставила в раковину, – чистой, то крышка унитаза опущенной. «Вероятно, я становлюсь рассеянной», − подумала Вероника.

Антонио приехал на пятый день и тут же занялся ремонтом пола в прихожей гостевого домика. Увидев, что Веронике нравится его дом, он провел по нему маленькую экскурсию. Рассказал про то, в каком виде он его купил, что сделал и что еще собирается сделать. В пятидесятые годы дом был сильно изменен новыми хозяевами: веранда превратилась в дополнительную комнату, даже две, потому что была сделана еще одна перегородка, которую Антонио уже убрал. Второе окно в гостиной почему-то исчезло, он собирается его восстановить, тогда в комнате станет светлее. Дверь между верандой и гостиной и окошко с кухни на веранду тоже были забиты, но их он уже открыл. Антонио поделился с Вероникой своими планами: вернуть веранду, сделать вход с улицы, увеличить спальню… При этом лицо его освещалась даже не энтузиазмом, нет… скорее, нежностью. Рассказал о каждом старинном предмете мебели – его возрасте, истории, где и как он его приобрел. «Возможно, это не так уж и ужасно – любить вещи, – подумала Вероника, чье пионерское детство прошло в коллективном презрении к материальному, «мещанскому» миру. – Они ведь тоже могут быть живыми…»

На старом сундуке в углу гостиной Антонио собрал предметы, найденные им во время реставрации дома – какие-то металлические скобы, монетку царских времен, пару мощных ржавых гвоздей, коробочку от леденцов и картонку от папирос. И Вероника неожиданно подумала, что можно влюбиться в дом, как в человека. Или в человека из-за его дома. (Но, предупреждаю сразу, этот рассказ не будет рассказом о любви).

В гостевой домик Антонио ее тоже провел. Вероника отметила, что хозяин успел, насколько это было возможно, навести там порядок. Она снова остановилась возле картин: пройти мимо них было просто невозможно.

– Это ваши картины?

– Да, – ответил Антонио.

Вероника хотела что-то спросить или сказать, но почему то поняла, что не стоит, и только судорожно стянула на груди кофту от внезапного холода. Но Антонио сам продолжил:

– Вот эта называется «Аполлон». А вторая – «Психея».

Вероника кивнула. Она догадалась об этом за секунду до того, как он сказал. Более того, она поняла, о чем они ей напомнили тогда, когда она увидела их впервые. Незадолго до отъезда в Финляндию она прочла один рассказ. Он назывался «Полёт Психеи». Вернее, она прочла сборник рассказов. Когда мама наконец засыпала, для Вероники наступали любимые часы покоя, и она допоздна читала книги на ЛитРес. По совету подруги Алины, работавшей в библиотеке, она завела электронный библиотечный билет и могла читать бесплатно. Сориентироваться там оказалось сложно: она увидела, что на ЛитРесе выложены тысячи книг – от классики до никому не известных авторов самиздата. Сначала Вероника перечитала кое-что из старого полузабытого, потом стала перебирать книги наугад. И вот, открыв вкладку новинок, попала на сборник рассказов некоей Владиславы… фамилия уже вылетела у Вероники из головы. В общем, Вероника рассчитывала на легкое чтение, дамские рассказы о любви: на серьезное у нее уже сил не хватало. Оказалось не совсем так, вернее, даже совсем не так, потому что о любви там почти ничего не было. Точнее, было, но иначе, чем ей представлялось. Но книга ей понравилась. Во всяком случае, она говорила Веронике о том, что она не одинока в этом мире. Но больше всего её там почему-то зацепил рассказ, казалось бы не имеющий никакого отношения к ее жизни и переживаниям. Рассказ о мальчике, который хотел стать балериной и станцевать Психею.