Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

Иногда, обняв колени, она садилась с рюмкой коньяка на широкий подоконник в комнате – нет, никакого женского алкоголизма, просто как средство от головной боли – и, глядя на улицу, представляла себя такой вот романтичной лавочницей. Это было что-то вроде новой роли, которую подкидывала ей жизнь.

Ей нравился этот подоконник, на котором можно было так удобно расположиться, нравилось свое странное положение на нем – не внутри и не снаружи. Нравилось смотреть на летящие по небу вереницы облаков и провода, на которые садились воробьи, на молодой месяц, запутавшийся в проводах рогами, на то, как загорается свет в чужих окнах.

Когда Влада была маленькая, их семья жила на Петроградской стороне, потом они дважды переезжали – сначала в новостройки, потом сюда, в центр. Но ей до сих пор почему-то часто вспоминается окно в доме напротив на улице Ленина. Чья-то комната, спальня, кровать и столик. Смутное ощущение, что там человек болеет: наверное, из-за освещения (лампа с накинутым на абажур платком?) или того, что Влада еще не спит, а там, в постели, кто-то лежит. А может, из-за замедленности и осторожности движений людей в комнате. Влада не помнила, что делали люди – осталось только впечатление. Странное такое, грустное и удивительное впечатления утекающей чужой жизни, почти за гранью реального.

Когда они переехали в новый район, то долго жили в доме, перед окнами которого был пустырь. Наверное, от этого отсутствия близких соседей, у нее осталась эта привычка – не задергивать шторы. И хотя сейчас напротив её окон, пусть и на достаточном расстоянии, снова чужие, она все равно частенько оставляет их незанавешенными. От этого границы комнаты как будто расширяются и в дом входят ночь и кусочек чужого непонятного мира. Это что-то вроде игры: она одновременно и защищена стенами своего дома, и не одинока, хотя по-прежнему не может почувствовать, что это значит – другие люди.

В одном из окон дома напротив она в последнее время стала замечать какого-то человека. Поначалу Влада думала, что это старушка вроде тех, которых она помнила с молодости: положив на подоконник подушку, они часами наблюдали прохожих, наполовину высунувшись из окна. Правда, едва ли это можно делать, живя на третьем этаже. Но кое-что увидеть можно. Сама Влада не так уж часто подходит к окну, но все равно ей известно, какая машина у соседа, какая – у его зятя, и когда они на даче. А еще она заметила, что с вечера пятницы по воскресенье напротив их дома паркуется один и тот же серый автомобиль… Так что можно сочинять детектив или любовный роман.

В общем, ее одолело любопытство. В конце концов, Влада достала с антресолей папин полевой бинокль и рассмотрела: это мужчина. Пожилой, но еще не такой старый.

Интересно, на что он смотрит? Явно не на автомобили. Почему часами сидит неподвижно? Лицо вполне осмысленно, так что на деменцию не похоже. Владе почему-то захотелось понять, кто он и почему проводит у окна чуть ли не целые дни… Хотя понять другого невозможно. Можно что-то узнать, что-то придумать, но главное-то все равно потёмки… И так обидно, что они, эти другие люди, никогда не узнают ничего о ней, а она – никогда не поймет их. И что все они когда-нибудь исчезнут, как исчез Никита. Так никем и не понятые, и не узнанные. И останется только кучка ненужных вещей, да и то – ненадолго. Но значит ли это, что мы не можем быть счастливы?