Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

За пристанью дорога становилась все более похожей на лесную, и по обочинам в изобилии росли цветы, о которых Вероника так упорно думала накануне: мышиный горошек, клевер (она неожиданно вспомнила детское название – «кашка»), ромашки… И еще множество других, названия которых она припоминала с трудом или не могла припомнить вовсе: кипрей, конский щавель, вьюнок, усыпанный белыми цветками-«граммофончиками», cурепка. и еще вот эти с белыми, резко пахнущими зонтиками соцветий, и вот эти, бледно-сиреневые, она их помнит, и желтые кружочки, кажется, это лечебная ромашка. А рядом травы: мятлик («Петушок или курочка?»), тимофеевка, подорожник… Интересно, как называюся вон те метелки мелких белых цветов? Она вдруг вспомнила, как делала куклам обед: из ромашек получалась яичница-глазунья, а из этих цветочков, названия она, может быть, никогда и не знала, – манная каша.

А вот колокольчики. Одни потемнее, помельче и более звездчатые, другие – побольше, посветлее и более закрытые. Вероника вспомнила, как однажды они с родителями пошли на другой берег реки и там, в зарослях кустов, собирали огромные, по пояс (её или родителей?), колокольчики с толстыми стеблями и крупными сиреневыми и белыми цветами. Что это было? Скорее всего, садовые цветы, «убежавшие» из чьего-то сада, как расползается по канавам люпин. Хотя рядом, вроде бы, не было жилья, и кусты были такие густые… а может, они ей только казались такими, потому что она была маленькая? Всё это для нее теперь загадка, но ей совершенно не хочется ее разгадывать. Пусть большое останется большим, кусты – лесом, иван-да-марья цветет розово-лиловыми цветами, а тайна сохранит свою терпкость. (Только вот колокольчики… не их ли изобразил на своей картине Антонио? Или там всё-таки гиацинты, которые просто кажутся большими?)

Странно, Вероника давным-давно не вспоминала свое детство, никогда о нем не жалела, не ностальгировала. Больше того – в юности просто не любила о нем думать, хотя жаловаться ей было совершенно не на что: ее не обижали, не унижали, ни в чем особенно не ограничивали. Но, ребенком, ее часто преследовали беспричинные страхи, а еще ей случалось совершать глупые, а порой и гадкие поступки – и обо всем этом очень не хотелось вспоминать. Сейчас же накрывшая её волна воспоминаний не несла в себе ни страхов, ни горечи, ни стыда – ничего, что могло бы уколоть или ранить. Это, собственно были не воспоминания как таковые, а просто поток красок, образов, запахов, пропитанный ощущением счастья. И надо же, чтобы все это нахлынуло на нее теперь здесь, в Финляндии, хотя все эти цветы и травы можно легко встретить под Петербургом. Но память – это не место.

Недалеко от дома Антонио начинался парк, вернее сказать, кусочек изобиловавшего валунами смешанного леса с дорожками, тропками и скамейками. В день, когда Вероника решила туда сходить, дождя не обещали, но, естественно, он-таки непредсказуемо случился. К счастью, это произошло как раз тогда, когда она подходила к небольшой смотровой башенке, называемой Кукушкиным гнездом. Вероника быстренько забежала в беседку нижнего яруса, успев заметить, что на самом верху сидит очень полная женщина с маленькой собачкой на руках. Дождь всё усиливался, и вскоре Вероника услышала тяжелые шаги по металлическим ступеням винтовой лестницы. Женщина спускалась, потому что над верхним ярусом вообще не было крыши, а на среднем был защищен только самый центр площадки. Дойдя донизу, женщина села недалеко от Вероники, не поздоровавшись и даже не повернув головы в ее сторону, что показалось ей странным. Приглядевшись, Вероника поняла, что женщина слепа: в руках она держала белую трость, а глаза, хоть и не прикрытые черными очками, выглядели безжизненно. Она нежно прижимала к себе беленькую собачку, объясняя ей, что нужно подождать, пока кончится дождь, но взгляд ее был направлен куда-то мимо.

Так они просидели минут десять, потом дождь прекратился, женщина опустила собачку на землю и вышла на дорогу, а Вероника поднялась наверх, откуда можно было увидеть залив и ряд островов. Снова вышло солнце, и с окружающих башенку сосен и рябин при каждом движении воздуха сыпались вниз большие мокрые капли, в которых вверх ногами отражался освеженный мир. Интересно, подумала Вероника, зачем слепой женщине понадобилось подниматься наверх? Она была очень полная, и Вероника видела, как ей сложно было спускаться по узкой винтовой лестнице с тростью да еще и с собачкой на руках. Зачем карабкаться на смотровую площадку, если можно посидеть внизу, все равно ведь она ничего не видит?