Робин Карр - Чистая река

– Отпусти все, гони прочь, – прошептал он, касаясь губами ее влажных волос.

В этот момент Мэл закричала. Она открыла рот, закинув голову и упершись затылком ему в грудь, и закричала во весь голос. Крик был настолько громким, что мог бы даже мертвого поднять из могилы. Но Джек надеялся лишь на одно – чтобы никто в округе не услышал ее рыданий и не побеспокоил их, прервав этот процесс очищения от боли. Он хотел пройти через него вместе с ней. Быть с ней рядом. Крик постепенно перешел в глухие рыдания. Потом стал еще тише.

– Боже, я не могу. Я не могу, не могу…

– Все в порядке, детка, – увещевал ее Джек. – Я тебя понимаю. И не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Ноги, казалось, отказывались ее держать; он прилагал немало усилий, стараясь не позволить ей рухнуть на землю. У него промелькнула мысль, что никакие негативные эмоции, с которыми ему приходилось когда-либо бороться, не могут сравниться с этим ураганным шквалом отчаяния. Боль, охватившая ее, обладала некой феноменальной силой. О чем он только думал?! Что несколько дней тяжелых раздумий и беспробудного пьянства продемонстрировали силу терзавших его страданий? Ха! Он держал сейчас в своих руках женщину, которая знала о мучительной душевной боли гораздо больше него. Его глаза начало подозрительно жечь. Он поцеловал ее в щеку.

– Отпусти, – прошептал он. – Гони все прочь. Все будет хорошо.

Прошло немало времени, прежде чем ее плач стал постепенно стихать. Минут пятнадцать, возможно. Или двадцать. Джек знал, что нельзя силой пытаться остановить подобные всплески эмоций, пока все само не пройдет. Пока вся боль не выплеснется наружу. Они оба промокли до нитки, когда ее тяжелое дыхание сменилось частыми вздохами и легкой икотой. Прошло еще много времени, прежде чем Мэл оттолкнулась от дерева и повернулась к нему. Она взглянула на его лицо, покрытое каплями дождя. – ее собственное в этот момент продолжало кривиться от боли – и простонала:

– Я так сильно его любила.

Он прикоснулся к ее мокрой щеке, не в силах отличить, где слезы, а где капли дождя.

– Я знаю.

– Это было так несправедливо.

– Да.

– Как мне дальше жить с этим?

– Я не знаю, – четно признался Джек.

Она уронила голову ему на грудь.

– Господи, как же это больно.

– Я знаю, – вновь произнес он. Затем поднял ее на руки и отнес обратно в бар, захлопнув за собой дверь. Он отнес ее в свою пристройку позади заведения, и все это время она не переставала крепко обнимать его за шею. Затем он посадил ее на большой стул в гостиной. Мэл осталась там сидеть, дрожа от холода, зажав руки между колен и опустив голову, с ее волос капала вода. Прихватив из спальни чистую футболку и несколько полотенец, он вернулся в гостиную и опустился перед ней на колени.

– Давай, Мэл. Надо слегка просушиться.

Мэл подняла голову и посмотрела на него бесконечно печальным и измученным взглядом. Вид у нее был вялый. Опустошенный. Ее губы посинели от холода.

Джек снял с нее куртку и бросил на пол. Туда же вскоре полетела блузка. Он раздевал ее, будто ребенка, а она совсем не сопротивлялась. Обернув Мэл полотенцем, он сунул внутрь руку, расстегнул ей бюстгальтер и снял его, стараясь лишний раз ее не оголять. Затем надел на нее через голову футболку, помогая просунуть руки в рукава, и, когда нижний край опустился Мэл до бедер, вытащил полотенце.

– Пойдем, – сказал он, поднимая ее на ноги. Мэл встала, пошатываясь, он расстегнул и стянул с нее до щиколоток джинсы, после чего она снова села. Затем Джек стащил с нее сначала ботинки, потом носки и последними – джинсы; закончив с этим, он насухо протер полотенцем ее ноги.

Не обращая внимания на то, что сам промок насквозь, Джек продолжал заниматься Мэл – теперь очередь дошла до ее вьющихся волос, которые он тоже тщательно просушил полотенцем. Накинув ей на плечи покрывало с дивана, он подошел к своему комоду и нашел там пару чистых теплых носков. Он энергично растер ее холодные ступни, чтобы согреть, и затем надел на них носки. Когда она взглянула на него, в ее глазах уже были видны проблески понимания, и Джек слегка улыбнулся.

– Вот видишь, уже лучше, – мягко произнес он.

Потом подошел к кухонному шкафу, достал из него графин с «Реми Мартин» и пару бокалов. Затем налил в стакан немного воды и отнес ей, встав перед ней на колени. Она сделала глоток и затем произнесла слабым, срывающимся от напряжения голосом:

– Ты сам еще весь мокрый.

– Да, – согласился он. – Сейчас вернусь.