Алексей Букалов - В зеркалах воспоминаний

И вот здесь я открыл в нём черту, которая, по-моему, вообще была доминантной в его жизни: он был удивительно свободным человеком, внутренне свободным. Этим он заметно отличался от окружающих, он оставался таким постоянно, при всех обстоятельствах, которые далеко не всегда ему благоприятствовали. Это никогда не носило вызывающий, демонстративный характер, это была его сущность, которой он не изменял даже в системе, где эта черта приветствовалась наименее всего. Он сохранял эту внутреннюю свободу в любых ситуациях.

В Могадишо была довольно большая итальянская колония, был итальянский клуб. В то замечательное время общение советских людей с иностранцами, особенно западными, вне рабочих контактов, мягко говоря, не поощрялось. А Букалов, который блестяще владел итальянским, общался, дружил с некоторыми итальянцами, ходил иногда в итальянский клуб. Насколько я помню, никто другой не мог или не хотел себе это позволить, а Букалову это сходило с рук.

Знаю, что сейчас некоторые могут подумать. Как говорится, «в связях, порочащих его, замечен не был» (в дальнейшем я мог неоднократно убедиться в обратном). Вполне возможно, что начальство сочло, что такой блестящий человек, как Букалов, может способствовать созданию у итальянцев благоприятного образа советского человека.

Будучи очень эрудированным и компетентным дипломатом, Алёша в то же время всегда тяготел к литературному творчеству. Первым его творением на этом поприще была «Сомалийская тетрадь» – небольшая книжка, посвященная сомалийскому фольклору и сомалийской поэзии, сомалийскому прикладному искусству и сомалийской письменности, изданная ЮНЕСКО в 1975 году. Это вообще была первая книжка, посвященная этой теме, она была основана на материале, который он собирал в течение всех пяти лет работы в Сомали, во время своих многочисленных поездок по стране. Нужно быть очень увлеченным человеком, большим энтузиастом, чтобы собрать, обработать, перевести и издать весь этот материал, и все это параллельно своей основной дипломатической работе. Я бережно храню эту, думаю, что букинистическую, редкость с его дарственной надписью.

К этому времени относится и начало его увлечения Пушкиным. Не как поэтом, которого он блестящие знал и боготворил, а как объектом исследования. Алексей давно интересовался родословной Пушкина, и тот факт, что он оказался в Африке, на родине в широком смысле предков Пушкина, дал этому интересу новый стимул. Когда через несколько лет Алексей стал работать в Эфиопии, он начал всерьез заниматься этой темой.

Жизнь моя в Могадишо протекала довольно однообразно, между работой с 9 до 14:00 (после 14:00 там никто из-за жары не работал) и безобидными, на первый взгляд, развлечениями типа ужинов в ресторане (часто с Букаловыми) или хождений во «вражеское» итальянское кино. Развлечения, которые моему непосредственному начальству были не по нраву (кушать надо в советской столовой, а кино смотреть только в советском клубе раз в неделю по средам, «Кавказская пленница» и тому подобное), что периодически приводило к конфликтам, правда «средней тяжести», между нами.

Однажды конфликт оказался посерьёзнее. Дело в том, что в Могадишо практически не было общественного транспорта, а тем, который был, пользовалось исключительно местное население. Так что передвигаться по городу можно было только на машине или пешком в 40-градусную жару. Многие работники посольства покупали себе недорогие подержанные машины, но я не мог позволить себе такую роскошь, поэтому купил старенький мотороллер «Ламбретта», не испросив разрешения у своего непосредственного начальства.

Формального запрета на такую акцию не было, но поступок в истории советской колонии был беспрецедентный и привел моё непосредственное начальство в такое негодование, что оно накатало на меня телегу нашему консулу. Смысл её сводился к тому, что поступок мой несовместим с нормами поведения советского человека за границей, а посему меня надлежит в срочном порядке выдворить из Сомали и вернуть на историческую родину. Не знаю, чем бы закончилась для меня эта история, если бы не вмешательство Алексея. Я не уверен, что кто-нибудь другой стал бы вмешиваться…

Начавшись очень успешно, жизнь Алексея Букалова в дальнейшем складывалась непросто. Уже будучи блестящим и высокопоставленным дипломатом в Италии, он волею судьбы, а точнее, системы, был вынужден оставить дипломатическую службу, вернуться в Москву и начать жизнь практически с нуля. Его никто не хотел брать на работу, и я счастлив, что в этот трудный момент смог поддержать его: мои друзья-журналисты помогли ему устроиться книжным обозревателем в небольшую газету.