Каваи Стронг Уошберн - Акулы во дни спасателей

— За угол, — командую Дину, мы заворачиваем за угол и едва не врезаемся в шерифа. Он отшатывается, тянется к пистолету, кричит: “Стойте, стойте, стойте!” Мы бросаемся в противоположную сторону, по двору к проходу меж гаражом и соседним домом. Дождь моросит на ресницы. Я не могу его сморгнуть, и все расплывается перед глазами. Сзади орет шериф. Звенят ключи. Мы бежим, но внутри у меня все сжимается: вот-вот начнется стрельба. В таких, как мы, всегда стреляют.

Однако же нам удается добежать до прохода и нырнуть в него. Свитер Ноа болтается, засасывает меня, он мокрый и слишком большой. Голос шерифа смолкает, я останавливаюсь и оглядываюсь. Он далеко, несется к своей машине. С моих волос льет вода. Изо рта на холоде валит пар.

— Бежим, — говорит Дин, и мы бежим. До меня не сразу доходит, что он имеет в виду “бежим в разные стороны”, и вот я мчусь через соседнюю улицу, а Дин наискосок через двор, и я опомниться не успеваю, как он уже перемахнул через забор и был таков.

По улице летит машина шерифа с включенной мигалкой. Сирены не слышно, не как в кино. Все по-настоящему, мы настоящие. Я разворачиваюсь и бегу дальше, в проход между двумя домами. Раздается собачий рык, прокатывается по мне, отскакивает от стен, но если где-то здесь и есть собака, ее не видно и на меня никто не нападает. Я не останавливаюсь. Визжат шины. Скрипит металл. Все это у меня за спиной. А впереди за домами я вижу открытое пространство.

Я выбегаю туда. Обычный пустырь. Столько воздуха и простора, словно мир переводит дух. Стопки досок под синим брезентом, в холодную землю воткнуты деревянные колышки с оранжевыми ленточками на концах. На пустыре опасно, сворачиваю на новую улицу, пробегаю еще квартал, срезаю путь через чей-то двор. Не слышно ни звука. Я глотаю кислород. Левая лямка рюкзака ослабла, я рывком подтягиваю ее на плече.

Во дворе садовая мебель. Примерно такая наверняка есть у большинства моих однокурсников в Сан-Диего, современная, минималистичная и адски дорогая, да? В таких дворах еще обычно дорожки из серого камня, от патио через лужайку к гаражу. У гаража стоит машина, мотор заведен, работает вхолостую. Внутри никого.

Я слышу сирену шерифа. Она ревет. Та часть меня, которая поумней, хватает другую, ту, что хочет бежать, и говорит: ты сама знаешь, что тебе нужно. Не спеши. Как будто ты у себя в квартале. А этот чистый белый седан с кремовым кожаным салоном — твоя машина.

Ну и вот. Я открываю водительскую дверь, юркаю на сиденье, включаю задний ход. Смешно. Обычно же как представляешь себе угон: темная парковка, шуруешь отверткой в замке, кровь стучит в висках, в общем, что-то невероятное, так? А оказалось, пара пустяков: щелкнул переключателем — и готово.

Я задом вылетаю на дорогу, с ревом мчу по кварталу и так резко сворачиваю за угол, что шины визжат и внутри у меня все перекручивается. И тут же одергиваю себя: не спеши. Это же твой район. Ты едешь за продуктами. Я принимаюсь высматривать Дина. Еще несколько раз сворачиваю, пытаюсь отыскать хоть что-то знакомое. Медленно и спокойно петляю между домами. Мне кажется, что я еду туда, где мы разделились. Снова слышится сирена шерифа. Не сзади, но где-то рядом. Я вспоминаю, как увидела мигалку и поняла, что это за мной, так? Сердце мое дергалось и мельтешило, как эти огни.

Впереди из-за густо разросшейся живой изгороди появляется Дин. Ковыляет, низко опустив голову, плащ Ноа распахнут на голой мокрой груди. Одной рукой Дин вцепился в пояс тренировочных штанов, которые того и гляди свалятся с его задницы. Я подъезжаю ближе, сигналю, опускаю стекло с пассажирской стороны.

— Что ты творишь? — спрашивает Дин.

Смотрю на это его глазами. Я, его взбешенная сестра, не выспавшаяся, голодная, в панике, подкатываю на шикарном белом седане с наклейкой “109.5 Молитва” на заднем бампере, в салоне воняет цветочным ароматизатором.

— Залезай, — говорю я.

Он садится рядом со мной, и мы едем в конец квартала. Такое чувство, будто все это происходит не с нами. Будто я наблюдаю со стороны, как брат с сестрой пытаются убежать, по пути совершают преступление, принимают ошибочные решения. Но это не я, я тут вообще ни при чем, я пыталась сопротивляться.

— Ты эту машину угнала? — спрашивает Дин.

Я включаю дворники. На миг перед глазами все четко.

— Она там стояла, — пожимаю я плечами.

Торможу у знака “стоп”.

— Шутишь?

Дин озирается. Говорит, что теперь нас точно посадят, надо бросить машину. Нет, говорю я. Надо выбираться отсюда, уехать из этого штата, с этого континента, вообще от всего, начиная с того поцелуя, скал и водопропускной трубы, с каждого клочка земли, на котором мы с Вэн когда-либо стояли вместе, с акул, новостей и всех уголков Гавайев, убивших моего брата.