Василе Василаке - Пастораль с лебедем

— Пошел, Белый, пошел! Ну хоть попасись немного, поешь… Замфира, Замфира, что мне делать, скажи, как мне отделаться, милая?

«Ребенок ты, муж! Кто-нибудь его возьмет да зарежет да наделает колбас да сосисочек, вот так, Серафим!»

— Женушка, женушка, а что он знает, что он видел, бедный, если ему и года нет?

А Белому ни тепло ни холодно… Трава жирная, лес густой, хозяин рядом, село далеко… Белая его белизна словно тает, растворяется, то опять мелькнет, то опять исчезнет в зеленом.

Глядит ему вслед Серафим и говорит:

— Белый ты, Белый, знать, родился ты в добрый час! Так, видно, было тебе написано между рогами: чтобы встретил глупого на базаре к шапочному разбору, когда всякий стоит, рот разинув, и ждет, когда муха ему туда залетит.

Опять помолчит немного, опять погонит его в лес поглубже и опять говорит:

— Ну, будь здоров, Белый! И пусть твои рога вырастут, чтоб было чем почесаться там, куда хвост не достает, и чтоб пугать волков, если они еще остались на свете! Берегись лесников, а то они хитры и с ружьем. Стань зубром-хозяином и почитай лес, и он о тебе позаботятся, как о прадедах твоих.

И еще немножко погонит и опять остановит и говорит:

— Ну, чего смотришь на меня — в чащу смотри! Пришла пора расставания, как старость скрипача… Постой, я с тебя веревку сниму… А то позарится кто-нибудь на нее или на тебя… Глупыш! Ведь так лучше… Или лучше было бы, если б я тебя продал другому дураку, а? Уж он-то выдубил бы твою шкуру батогом, чтоб лапти крепче были… Ну, говори, чего молчишь? Или не так это? Или хочешь на жаровню? Не надо… Ведь ты молод, бел и горд. Ну, беги, марш, пошел!

И дважды ударяет Белого:

— Прощай! Как не знал тебя до базара, так и теперь больше не буду знать, аминь!

Вот уже сумерки. Вышла Замфира коврик потрусить, а тут и Серафим у ворот.

— Идешь не идешь, словно не домой идешь, — шутит жена. — Давай-ка лучше помоги.

Трусит он коврик, а Замфира, как женщина, нетерпеливая:

— Ну, сделал что?

— А как же иначе? — удивляется муж.

Входит он в дом и видит: здесь корзинки, там тряпки, а на полу и виноград, и айва, и яблоки, а в углу и прабабушка жены. «А знаешь, хорошо, — говорит он себе, — не зря другие ругаются, чтобы потом помириться: вот и принялась моя жена за хозяйство».

А она оттуда:

— Что женихом стоишь? А ну бери молоток, давай прибьем эти гроздья к матице, зимой пригодятся…

Вбивает он один гвоздь, вбивает два, вбивает девять и вывешивает гроздья.

— Тише, видишь, осыпаются, — укоряет его жена.

Качает головой Серафим: дескать, вижу, а что поделаешь…

— Погода хорошая, постелить на улице, что ли… — как бы советуется жена, а Серафим пожимает плечами.

Вот уж все убрано и чисто, старуха спит, постель на завалинке ждет, а Серафим все стоит и стоит посреди комнаты, покачивает молотком.

— Свет погаси, — напоминает жена, выходя.

И это делает Серафим и опять стоит задумчиво. Наконец выходит он. На улице лунно, тихо, он раздевается медленно, покряхтывая. И все молчит. Уже раздетый садится на завалинку и опять молчит.

— Что с тобой? — спрашивает Замфира озабоченно. — Тебе спать не хочется?

Вздыхает глубоко Серафим — и вдруг так искренне-искренне говорит, чуть не плачет:

— Замфирушка, а ты не подумаешь, что я глупый?

С распущенными волосами, встревоженная, приподымается жена, а муж словно и не видит, продолжает с печалью:

— Знаешь, я поменял бычка… на козу…

По-девичьи смеется Замфира.

— Ну и ребенок ты! — радуется она. — Из-за этого расстраиваться? Нам молока больше, чем от одной козы, и не надо!

— Да и потом… — продолжает он. — Вижу я гусыню большую, белую, словно лебедь…

— Ну, ложись, — по-матерински говорит Замфира. — И тише, соседи спят…

— И думаю, — шепчет Серафим уже в постели, — дай-ка поменяю эту козу на эту гусыню…

— Вот хорошо! — И становится вдруг жена любопытная-любопытная и счастливая, как девочка с новой куклой. — А ты разве знал, что я начала делать подушечку для ребенка?

— И тогда увидел я петуха красного, с красным-прекрасным гребнем…

А тут у ворот какие-то люди кричат-орут:

— Серафим! Замфира!

— Их он!

— Да не их, братцы, он издалека!

Вскакивает Серафим, а там глянь, у ворот три лесника что три богатыря, а между ними белое пятно — то ли есть, то ли нет его, то ли мерещится?

— Твоя скотина, бре?

— Да откуда? Серафим только сегодня его на базаре продал, — кричит Замфира с завалинки. — Бог с вами, что говорите?

— Ну тогда давай его снова в правление, — говорят лесники.