Василе Василаке - Пастораль с лебедем

К вечеру по селу анекдоты гуляли, пастух расстарался. Там, в поле, угостившись водочкой, стал он у Китанога допытываться:

— Так, говоришь, ты у нее первый? Молодчина, дед, не осрамился… А у сынка, значит, на пятке шпора? Да брось, неужто обе ноги со шпорами? Петушком дед обзавелся, гляди-ка ты — подрастет, тебя обскачет… Плесни еще отравы этой, а то стадо мне распугал, понимаешь ли, коровенкам со страху доиться нечем.

Слово за слово, уговорили они три поллитры, зато коровы раным-рано прибрели домой своим ходом, без пастуха. Тот разомлел на солнышке, прилег соснуть, деда тоже сморило, а скотина без призора потянулась, пыля, в село. И на приволье отпраздновали коровы по-своему рождение человека: чьи-то посевы потоптали-потравили, мыча и фыркая, где забор порушили, где ворота сковырнули — пастуха нет, хозяина не видать, и они, коровушки, ничейные…

Кирпидин шел в роддом, посмеиваясь: он не из тех, кто умом тронется на радостях. Поглядывал на прохожих, ждал, как поздороваются, чем приветят? До сего дня говорили с ним при встрече, как с простым сторожем. Он и был сторожем колхозных складов, потому здоровались с ним коротко: «Подсолнечное масло не привезли?», «Не скажете, когда сахар будут выдавать?», или: «Баде Скридон, у вас там овощной ларек не открыли?» Но теперь наверняка что-то изменится, и Кирпидин сиял, как новый пятак. Представлял, если поинтересуются, скажет словно бы невзначай: «Да вот, иду проведать. Дожили мы с Рарицей, а? Поседели, поглупели и под старость, вона чего — затеяли малого растить…»

Никто, однако, не спешил его поздравлять. Прошли, болтая, две доярки, головы не повернули, а за спиной услышал Кирпидин насмешливый бабий хохоток. Выругался сквозь зубы: «Чтоб вам провалиться, дылды стоеросовые!» — плюнул и тут же забыл о них.

На больничной двери белел исписанный листок, но если от нетерпения грудь твою распирает, как спелый стручок, набитый фасолинами, станешь ли в объявление носом тыкаться? Мош Скридонаш отряхнул снег на пороге роддома — маленького, в несколько комнат, флигеля во дворе больницы.

— Куда, дедуля? Нельзя, закрыто у нас! — не пускает его медсестра.

— Почему это мне нельзя?

— Никому нельзя, карантин. Читайте: карантин по гриппу. Новый вид, азиатский. Эпидемия в районе, школу после каникул запретили открывать.

Так вам и повернет оглобли Скридон из-за каких-то словечек: карантин, эпидемия…

— Что вы топчетесь? — медсестре стал надоедать настырный старик. — Детей сроду не видели? Вам не двадцать лет, слава богу, потерпите уж, дедусь, пока домой забирать… Инфекцию занесете.

— Эвона! — потешно всплеснул руками мош Скридон. — Азиатский я грипп, говоришь? А про чертово копыто не слыхала? Тебе, дочка, больше двадцатилетние по нраву, признайся… Да когда деду Скридону было двадцать, он в этом доме, у попадьи, гостил. В той вон комнате, крайней по коридору, там у нее спаленка была. По утрам чаи гоняли… По секрету скажу, я ей зубы золотые вставлял, чтобы могла укусить попа… — прошептал Скридонаш, подмигнул: — Не к тебе в гости иду, девица, к попадье. — И толкнул дверь плечом.

— Куда? Поймите, никаких посещений! — схватила его за рукав сестричка. — Главврача сейчас позову, стойте! — заворчала недовольно: что за темный народ, невозможно работать. — Пожалуюсь главврачу! — упорно держала она осаду. — Все равно вас отсюда выставят.

— Раскаркалась, ворона! На сосунков своих вякай, ясно тебе? — рявкнул Патику на опешившую сестру. — А доктору главному передай, бывший зэк из тюрьмы завернул. По делу, жену навестить.

Хлопнул дверью и прямиком в палату:

— Здорово живем, мамаши! Взаперти вас держат, голубушки, чем начальство прогневали?

Рарица минут пять как вздремнула, но, услышав возню на крыльце, вздрогнула: «Что там, Скридон? Какая тюрьма, какие сосунки?» Потянула одеяло, прикрыть голое плечо. Надо, не надо, затеет сейчас свару старик…

— Отвечай, когда спрашивают.

Не поймет Рарица, чем он недоволен. Кирпидин запыхтел, как бодливый бычок: эта соплячка медсестра, небось, за свекра его приняла или какого-нибудь дедушку сердобольного! Своими кругленькими глазками быстро обшаривает комнату: «Где он? Где мой парень? Научу его хорошенько ругаться, не только пеленки пачкать».

— Что за порядки тут у вас?

В самом деле, на пороге к тебе цепляются, пугают главным врачом, здесь, в палате, мать лежит, а сынка не видать — ни пеленки, ни свивальника. Патику протопал к кровати Рарицы, беспокойно пробурчал: