Василе Василаке - Пастораль с лебедем

Косит Зиновия и думает: «Прощай, мазильство». Не мазилица она отныне, а привидение на ячменном поле. В это время шел по дороге ее дядя по отцу, старый Юстин Думитраш. Было ему далеко за восемьдесят, но каждый день с тяпкой на плече и с посохом в руке упрямо добирался он до своего надела. Увидел на поле брата какую-то страхолюдину — не то косит, не то гоняется с палкой за мышью-полевкой, — остановился, подозвал девчонку: «Веруня, кто у вас… Вон там, видишь?»

«Мама!» — гордо ответила девочка.

«Позови-ка ее быстренько!» — приказал Юстин. Он тоже гордился своим вековым мазильством.

Подошла Зиновия, и старик без всякого «добрый день» или «бог в помощь» распорядился: «Вот что, девка, марш отсюда. Ты что, турчанка, ходить в шароварах? Сейчас же снимай штаны и дай сюда косу».

«А как же с полем?.. Кто нам поможет, дядя Юстин?»

«Государственная казна! Нам выдали указ на девяносто девять лет!» — заявил старый мазил, не забывший указов Николая Первого.

Но Зиновия, как ни уважала Юстина, вспылила: «Вы что, дядя, умом повредились? Мне сейчас до мазильского гонора? Кому мы нужны! Вот!.. — Она ткнула пальцем в маленькую Веру. — Вот, сирота, безотцовщина, одеть-кормить надо? Старшего отдала учиться — пропал. И второй, как ушел на фронт после ремесленной школы, так не вернулся, — что, где, ни слуху ни духу, может, его уже муравьи съели. У Василицы маленький на руках, тоже вдова. А вы будто с неба свалились!»

Разозлилась, на душе накипело: в доме хоть шаром покати, а дядя как маленький, словно не понимает ничего.

«Негодница, — заорал Юстин, — замолчи, видишь, у меня палка? Шаровары нацепила, бесстыжая… Думаешь, ума в голове прибыло? Да я тебя так отхлобыстаю, отец твой в могиле заплачет! Забыла род свой — там тебе и место, среди быдла, булубановых оброчников!»

Вся семья не могла простить Зиновии, что вышла замуж наперекор родительской воле за Александру Скарлата, оброчника старого помещика Булубана.

Зиновия же как при замужестве проявила характер, так и сейчас не растерялась: «А ты не забудь, дядя, что у меня коса в руках. И не посмотрю, что тут дочка! — Сорвала дырявую соломенную шляпу, в которой много лет косил ее муж, швырнула оземь. — Эх, дядя, оглянитесь, — и заплакала. — Мне за четверых надо воротить, а вокруг что творится? Посмотрите, трескается земля на взгорьях… Когда был последний дождь? Жабы, суслики, твари всякие уже людей не боятся, выбираются из нор… А дома у вас мыши не гуляют по мискам, по корытам? У меня они в люльке расплодились. О-о-охо-хо-о… — разразилась она плачем. — Засуха идет, смерть наша… Уберите вашу палку, дядя, дайте собрать зерна детям…»

— …Теперь комбайн собирает урожай, — говорила в это время старушка, — а Люба Рыпуляса заготавливает дебелых девунь для Туркестана. Ничего, пусть клянутся ихнему Мехмету, срамницы. Выдумали же — план по детопроизводству… Мэй, Никанор, — повернулась она к зятю, — приведешь ты наших молодых или до завтра ждать будем?

Бостан вышел, и Ферапонт, воспользовавшись молчанием, поддержал разговор:

— Разрешите, сватья… Во всем с вами согласен, но хочу посоветоваться: как быть с крысами? Я скажу вот что: скотина сейчас замечательно живет. Только жалко бедных, свободы нет, мало гуляют, от этого быстро стареют… И крысы замучили, у меня на овчарне столько этой посторонней живности…

Овчарня колхоза «Светлый путь» оборудована по последнему слову техники, даже рацион овечий на ЭВМ рассчитали. Одно плохо: ферму заполонили крысы. Ферапонт еще ребенком слышал, как судачили о Зиновии, мол, ей ничего не стоит выгнать любой крысиный выводок. Он и заговорил об этом прямо, по простоте душевной:

— Сватья Зиновия, вот у нас порошки всякие. А почему, скажите, никакой порошок крысу не берет? Потому что крыса — животная себе на уме! С ними надо уметь…

Старушка поняла, куда он клонит:

— Зачем порошок, с ними поговорить надо, покойная мама живо с ними управлялась. А у Постолаки я вывела крыс, было такое дело. Да не послушался меня Семен, вот и послала их к нему на овчарню, в поле…

Ферапонт вспомнил, — он тогда пастушонком был у Семена Постолаки, — как к тому на овчарню среди ночи нагрянули крысы. Дома у Постолаки, в селе, от крыс спасу не было, да и немудрено: держал четыре амбара с кукурузой, пшеницей и овсом, да еще маслобойня во дворе. Развелось хвостатых, что блох у пса. Семен взмолился, а Зиновия молодая тогда была, отчаянная и говорит: «В полнолуние, Семен, ляжешь сразу, как зайдет солнце. Неделю будешь ждать, я их тебе выведу. Смотри только, окна занавесь, все щелочки заткни, чтоб свет от луны не попал в дом».