Татьяна Перцева - Город уходит в тень

И да, несмотря на гонения, я приехала в Ташкент и там крестила сына в Госпитальном соборе. Позже мне сказали, что я совершенно спокойно могла крестить его и в Зеленограде.

Чуть позже я крестилась в Андреевской церкви. И небо не упало, и мне никто слова не сказал, и совершенно никому не было до этого дела.

А позже на Малой Бронной открылся магазин, где продавались кошерные товары. И маца в том числе.

Я не знаю ни одного человека, пострадавшего на почве религиозных верований. Разве что сектантов, но государство им ничего не сделало. Все себе они сделали сами.

С праздником, дорогие верующие. Христос воскресе!

И пусть у всех все будет хорошо!

И пусть уже прекратятся войны, катастрофы, беды и бедствия!

И пусть уже прекратятся национальные розни!

Потому что Бог един и все религии — порождение ума человеческого.

Почти никто не вспомнил о Пятом мая. Пятое мая — когдатошний праздник — День печати. День выхода первого номера газеты «Правда».

Так обидно, ни единого упоминания. Как будто и не было такого праздника. Только я мысленно помянула маму и тот день. Мой самый долгожданный праздник, если не считать Нового года.

Как вспомню — сердце сжимается.

Когда-то у газеты «Правда Востока» даже был свой профилакторий. Летом туда привозили служащих типографии со смены. Кормили ужином, утром увозили. Но можно было и взять туда путевку и отдыхать. Мама однажды взяла путевку мне. До сих пор помню ряды виноградных лоз с огромными гроздьями, которые мог рвать любой желающий. Персики, еще зеленые. Урюк. Яблони и вишни. Огромные поля, где расстилалась радуга полевых цветов: васильки, льнянка, клевер, поповник, еще какие-то, можно было гулять часами, не встретив ни единой живой души. Солнце, ветерок, где-то кричит перепелка и пилят на своих скрипочках кузнечики. Иногда с кустика вспархивает целый рой синих мотыльков. Или маленьких бабочек. Бабочки покрупнее летают в одиночку. Рой — ниже их достоинства.

И так пахнет зеленью и нагретой землей! Такая красота! Почти как в обсерватории, только там тени побольше. Так хорошо, что даже читать не хочется.

Не помню, как там кормили, да это, видимо, было для меня неважно. Важно, что хорошо. Абсолютная безмятежность.

Но это летом.

А тогда, в моем детстве, каждый год пятого мая устраивалась маевка.

Ничего прекраснее на свете не было.

Работников редакции вывозили на автобусах. Многие были с детьми, не только мама. Устраивался роскошный, особенно по тем временам, стол.

Пели песни. Плясали. Вели задушевные разговоры. Обменивались новостями.

Все было так весело, так по-доброму…

А может, мне только так казалось?

Но вокруг были только улыбающиеся лица, только хорошие слова. Много ли нужно маленькой девочке?

Помню, как одна взрослая девушка взяла надо мной шефство. Она со мной гуляла, она мне все рассказывала и предложила нарвать букет…

Увидела я на снимке лук каратавский, и у меня просто сердце зашлось.

Здесь такого лука в конце мая полно, а там он тоже тогда рос. И набрели мы на полянку с этим луком. Тогда он еще не исчез. Да и откуда нам было знать?

Нарвали мы букетик, принесли маме. А пахнет он не очень чтобы, но мама обрадовалась.

Так хорошо я это помню: и запахи, и звуки, и чувства, которые я испытывала.

С тех пор мне редко бывало так хорошо, безмятежно и спокойно на душе.

Где это все? Кто все это уничтожил?

И праздник, и маевки, и, скорее всего, приватизировал профилакторий.

И погубил безмятежность, покой и простую радость…

(Первые две части опубликованы в книге «Асфальт в горошек». )

Поганая тенденция ныть, что Девятое мая — не повод для празднования, а день скорби и что Ленинград следовало сдать немцам, появилась в последние годы. Раньше такого не наблюдалось. И для сведения страдающих: 27 мая в США — День поминовения павших в войнах. Не нужно думать, что по улицам ходят скорбящие в трауре и льют слезы. Нет, это именно праздник. На улице очень много моряков, всякие ярмарки, веселье, музыка и так далее. Почему-то никто не попрекает этим американцев. И чем тут попрекать? Американцы поминают павших. Так, как считают нужным.

Для меня война — не пустой звук. Можно сказать, я дитя военных лет. Потому что родилась в сентябре сорок пятого. И помню себя с двух лет. Сохранился снимок меня двухлетней: сползшие носочки в полоску и сильно потертые на мысках туфельки. Потому что вся одежда и обувь выдавалась по ордерам. И карточки отменили в сорок седьмом. И на улице еще было полно людей в военной форме. А около Алайского просили милостыню люди на низких платформах на подшипниках. Отталкивались они от земли такими специальными штуками. Инвалиды войны.