Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Когда-то и у нас в эмиграции был расцвет газеты: ежедневные «Последние новости», «Общее дело» Бурцева, ежедневные «Дни». Позднее «Возрождение», газетный свет горел ярко. И не говори с тоской их нет, а с благодарностью были. Немцы все это сорвали, а потом, после немцев, вообще все пошло на убыль. И после электричества мы остались при одной лучине. И нет ни Дон-Аминадо, ни Ренникова: скрылись с горизонта и, оказывается, в тиши отдаления, пописывали мемуары. И оба издались в Америке, но так как Дон-Аминадо работал в прессе разрушительно, то его издало богатое книгоиздательство, именующее себя почему-то Чеховским, а так как Ренников всю свою жизнь работал в прессе охранительной, то его издало книгоиздательство победнее, по имени «Россия».

В России было два типа газет: одни, в очень скромном количестве, назывались «охранительными»: они старались охранять существовавший тогда государственный строй, и за это все просвещенные люди прогрессивного российского общества их жгуче презирали. Другие газеты старались развинтить и разрушить существовавший государственный строй и за это все «мыслящее и страдающее за идеи» русское общество их благословляло, до небес превозносило и носило на руках.

Разрушительные газеты восторжествовали. Сеятели разумного доброго, вечного подточили-таки ту веревку, на которой висел Царь-Колокол. Колокол упал. Но тут случилась странная история: пробудившейся народ, вместо спасибо сердечного, дал всем сеятелям по шее и все сеятели, во главе с покойным Павлом Николаевичем [Милюковым], вынеслись за границу и, на Больших парижских бульварах, еле-еле перевели дух. Но, переведя дух, опять начали «указывать», «предупреждать», талдычить об эволюции, советовать Черчиллю и одергивать Трумэна. И тут Дон-Аминадо все время наблюдал, куда мы идем и куда мы заворачиваем.

Но все-таки, какая-то польза из событий получилась. Многие стали подумывать, что старая русская «охранительная» пресса была уж не так глупа, и что старик Суворин умел разбираться в обстановке и кое-что понимал правильно, ибо, что ни говори, а старый строй был лучше нового и, что ни говори, в декабре месяце лучше сидеть на Большой Морской, чем на Итальянском бульваре.

Tempora mutantur et nos mutamur in illis… 354 354 Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними (лат.).

Вот, что говорил Ренникову M. О. Меньшиков, когда Ренников приехал в Петербург для работы в «Новом времени»:

– Имейте в виду, что быть нововременцем – это в русской литературе клеймо. С вашим клеймом вас уже ни в какой толстый журнал или в книгоиздательство, кроме суворинскаго, не пустят. Если вы напишете книгу, ни в одной левой газете о вас никакого отзыва не дадут, даже ругательного. Левый лагерь, от которого зависит в России успех или неуспех писателя, накладывает на нововременца настоящее библейское прещение до седьмого поколения. Всероссийская критика приговаривает нас к гражданской смерти. К такой расправе, например, над Лесковым открыто призывал в печати Писарев, прося критиков не писать о Лескове абсолютно ничего, ни хорошего, ни плохого… А вот Чехов… Если бы вовремя ни ушел от нас, так бы и остался простым Чехонте. Амфитеатров от нас тоже перешел к левым, чтобы выплыть на большую воду… Теперь, когда признание и средства к существованию зависят от международных банкиров и революционной печати, все представители литературы и искусства принуждены искать почвы и поливки в либерально-социалистических кругах…

Меньшиков нарисовал верную картину, но теперь, когда, по библейскому выражению, сроки исполнились, можно и должно спросить: какая же печать была истинной: охранительная или разрушительная? Что же лучше было: охранить старое российское государство или наслаждаться существующим новым, большевистским?

И когда-нибудь очухавшиеся россияне поставят в Петербурге памятник «Новому времени» и там на барельефах, может-быть не забудут и А. М. Ренникова, чья прелестная и талантливая книга «Минувшие дни» сейчас лежит у нас перед глазами.

Юмор Ренникова напоминает юмор английского Джерома К. Джерома.

– А. Ф. Керенский мог говорить 2-3 часа и уставал меньше, чем его слушатели.

Это – Джером. Чистой воды.

Книга, несмотря ни на что, веселая, талантливая, острая и жалеешь, когда подходишь к ее концу.

Буров 355 355 Александр Павлович Буров (1876-1957) – инженер, писатель, драматург, журналист. До революции писал пьесы под псевдонимом Александр Бурд-Восходов. С 1918 в эмиграции. Жил в Берлине, затем в Париже и Амстердаме. Сделал карьеру инженера. Писал романы, повести и рассказы. , в своем новом романе «Бурелом» сильнее Ренникова в своих сокрушениях. Там, где Ренников только чуть-чуть касается предмета пером, – Буров, с присущим ему исключительным темпераментом, крушит топором. Это вопль о старой России, о старом солдате, о Царе. Проклятия гробокопателям России. Интересно зарисованный портрет Красина, когда он был еще простым буржуазным инженером. Это уж – не письменный стол, а наковальня, – и дай Бог, чтобы удары молота разбудили чью-нибудь задремавшую совесть.