Стоян Даскалов - Огненные зори

Кита пошла в больницу. По коридорам туда-сюда сновали сестры, бледные, испуганные. Раненые повстанцы, с забинтованными ногами, головами, руками, поднимались с кроватей и с трудом спускались вниз. Кита сразу же пошла в комнату, на двери которой было написано: «Главный врач». Там никого не оказалось.

— Вы не знаете, где можно найти доктора? — спросила она проходящую мимо санитарку.

— Не знаю… Главного увели…

— Куда?

— Туда, откуда нет возврата. — Санитарка всхлипнула. — Ты что, с неба свалилась? Разве не видишь, что армия заняла город и наши отступают?

— Понимаю…

Со стороны Огосты слышались выстрелы.

— Эта пальба не к добру. В Огосте гибнут люди.

Кита прерывающимся голосом спросила:

— Здесь был один тяжелораненый… Командир…

— Владо?! — прошептала санитарка и прослезилась.

— Умер? — слезы брызнули из глаз Киты.

— Доктор Илиев помог ему. Пуля прошла в двух сантиметрах от сердца.

— Где он сейчас? — девушка схватила санитарку за плечи. — Отведи меня к нему.

— Куда же тебя отвести, милая, — растроганно сказала старая женщина. — Вывели и его. Наверное, кто-то выдал командира. Пришли и увели…

— Где же он сейчас?

— Там же, где и доктор Илиев…

Больше санитарка не сказала ни слова. Выстрелы у реки Огосты давали ясный ответ. Снизу доносился топот солдатских сапог. Они забирали раненых и куда-то уводили. Тех, кто не мог идти и падал, пристреливали во дворе или на улице.

Кита больше не могла смотреть на весь этот ужас. Сердце ее разрывалось от горя.

— Раз этих несчастных убивают, Владо не простят!

Кита не могла найти себе места, не знала, куда приклонить голову. Ведь взяли же власть обратно, чего же еще? Зачем убийства? Ведь борьба-то шла за власть? Почему не поступят так, как поступили коммунисты?

Кита раньше считала, что сторонники ее отца и их противники могут жить в мире, без пролития крови. Она была счастлива, что вошла в новый, светлый мир. В мир, который не знает пороков старого, мир свободы, без унижения и страданий, без рабства и нищеты. Неужели не могут представители старого мира оставить в покое людей молодой, еще не окрепшей жизни? Выстрелы во дворе больницы и на улицах, залпы Огосты, которые сразили ее Владо и доктора, говорили, что это невозможно.

По городу из уст в уста неслось: «Бегите!» И люди бежали, словно от чумы. Вскоре город опустел. Тяжелым было расставание повстанцев с близкими. Вереницы людей потянулись к границе. Погромщики не сразу вошли в город, хотя он и опустел.

Кита думала о Владо. Может быть, если бы его не выдали, ему удалось бы скрыться и избежать смерти. И она почувствовала угрызения совести. Почему сначала подумала об отце, а потом о любимом? Тянула, медлила, расспрашивала, а не пришла сразу к нему, не помогла ему…

Где теперь комендант со своими помощниками? Кита заторопилась, словно желая защитить его, чтобы хоть немного загладить свою вину перед Владо. Комендант не отступил до самой последней минуты. Его власть кончилась, но он сдержал слово — не позволил никому поднять руку на арестованных. Те сами вышли на свободу. Двери подвала были распахнуты, и Мислиев, взяв узелок, вышел из заточения. Свобода придала ему силы, и он быстро зашагал по улицам притихшего города. Кита была уже дома.

— Вот видишь, папа! — воскликнула девушка. — Они сдержали свое слово!

— Сдержали… — огрызнулся отец. — Потому что их приперли к стенке. Если бы солдаты не разбили их, вряд ли сдержали бы!

— Как ты можешь так говорить, отец! — Ошеломленная Кита встала против него. Но он даже не взглянул на нее. Помолчав, грубо крикнул жене:

— А ну, дай мне мундир!

Дочь в изумлении смотрела на отца.

— Ведь ты же на свободе. Куда собираешься идти? — спросила жена.

Начальник начал одеваться, сопя и ворча:

— Я знаю, что делаю. Не вам меня учить.

Он надел начальническую фуражку, расправил аксельбанты, резко повернулся и взялся за ручку двери.

— Папа! — Дочь встала перед ним. — Оставайся дома! Что ты хочешь делать?

— Надо кое с кем свести счеты!

— Но ты не должен! Ты ведь еще не назначен начальником!

— Я начальник! Никто не отстранял меня! Правительство его величества меня не увольняло. А этих сапожников, железнодорожников, это хамье я…

— Нет, я не пущу тебя!

Он легонько отстранил дочь от двери и вышел на улицу.

— Мамочка! — девушка бросилась к матери. — Останови его, мама! Он натворит бед!

— Не вмешивайся. Отец знает, что делает.

— Чувствую, что произойдет что-то ужасное.