Стоян Даскалов - Огненные зори

— Вы удивлены, не правда ли?

— Признаться, да. — Юноша оторвал взгляд от ног и, скользнув по фигуре, посмотрел девушке в глаза.

— Я попросила у отца разрешения…

Караульный стоял в дверях, но она не стеснялась и говорила открыто, без уверток.

— Я благодарен вам, но не рискуете ли вы навлечь на себя неприятности? — мягко спросил Владо, не отводя взгляда от ее мигающих глаз.

— Какие неприятности? Я сказала ему, что мы знакомы, что вы способный молодой человек, студент-отличник, и я из сочувствия хочу видеть вас. И отец, несмотря на то, что он полицейский начальник, — сказала она, — не отказал мне.

Присутствие стражника смущало больше его, нежели девушку. Хотелось попросить ее кое о чем, но полицейский мог услышать, донести отцу девушки. Неподалеку стояли другие полицейские. Молодым людям нельзя было ни отойти от дверей, ни скрыться от посторонних глаз.

— Чем я могу вам помочь? — спросила дочь начальника. — Разумеется, я не начальник и не следователь, но, что могу, сделаю.

— У меня к вам просьба. — Владо вздохнул и первый раз посмотрел на девушку с доверяем. — Нас держат здесь безо всякого законного основания. Никто не знает, за что арестован. Мы все здесь задержаны по подозрению, на основании доносов.

— Ты все говоришь во множественном числе. А я о тебе веду речь.

— Мы и есть множественное число. Я — множественное число, и наше множество — мое я.

— Мне это нравится! — Ее губы дрогнули от набежавшей улыбки.

— А просьба моя такова: хорошо было бы ускорить рассмотрение дел арестованных. Пусть решают, в чем мы виновны.

— Я скажу отцу. Это действительно возмутительно!

Стражник топтался, поворачивался спиной к двери, откашливался и разговаривал с другими часовыми, чтобы дочь начальника могла свободно поговорить. В то же время он делал своим товарищам многозначительные знаки и строил гримасы, выражающие недоумение: вот это да, дочь начальника пришла на встречу с одним из главных коммунистов. Удивление было написано и на лицах остальных полицейских, а дочь начальника, не смущаясь, разглядывала коммуниста и втайне любовалась им. Он ей сейчас нравился больше, чем тогда, на станции. Там она только познакомилась с ним, в щелочку заглянула в его душу и, как в окошко, постучалась, но ей не ответили. Теперь же, как ей показалось, оконце распахнулось, и хозяин пригласил ее войти внутрь.

«Мы и есть множественное число. Я — множественное число, и наше множество — мое я!», — вспомнила девушка. Китана взволновалась, когда в голову ей пришла мысль посетить его. Из разговоров с отцом она поняла, что это множество готовится восстать, несмотря на аресты и осадное положение в городе. И она решила пройти через все трудности и встретиться с ним, пленником своего отца. Это был не каприз, а влечение, не жажда приключений, а насущная необходимость. Любой ценой девушке хотелось до конца узнать человека, который так неожиданно нарушил ее спокойную жизнь. Когда Владо был на свободе и ездил по селам, он вызывал у нее только интерес. Теперь же девушка почувствовала, что любит его. Возможно, это чувство пришло потому, что на юношу обрушилось несчастье. Из любопытства родилось сочувствие, а из сочувствия — любовь. Владо стал мучеником за идею, и Китана ставила его выше всех и даже выше его самого — прежнего. Ей очень хотелось видеть его, говорить с ним. Может быть, другая девушка, увидев его подавленным и страдающим, отвернулась бы от него. Но Владо не выходил из головы Китаны. Страдания молодого человека взволновали ее. Человек, который рискует своей жизнью, — сильная личность. Те же, что пресмыкаются, чтобы как-то просуществовать, — мелкие людишки. Все то хорошее, что Китана почерпнула из книг, видела теперь в своем новом друге.

— Уходите, барышня, я сменяюсь и не могу разрешить вам оставаться здесь! — сказал подошедший стражник Гиго, и девушка протянула Владо руку.

— Завтра приду опять.

— А ваши приятели не рассердятся на вас?

— Мой приятель тот, кого я выберу, — с гордостью ответила Кита, быстро повернулась и ушла.

Юношу снова отправили в подвал, и стражник не толкнул его, как прежде, а заговорщически пробормотал!

— Если умен, держи язык за зубами!

Дверь закрылась, и Владо очутился среди своих.

— Ну, кто это был? — обступили его товарищи.

В спертом воздухе и сгустившейся темноте, под низкими сводами подвала, над которым слышался топот сменявшихся стражников, голос Владо прозвучал тепло и мягко: