Стоян Даскалов - Огненные зори

— Говори. Ты дрожишь и в то же время улыбаешься. Как это понять?

Кудрявый юноша прислушался к биению своего сердца и подошел к ним.

— Радуюсь, что вижу вас живыми.

— Как видишь, мы живы. В чем дело?

— Ты не знаешь, а отец кое-что рассказал мне, и я нарочно прошел там и увидел…

Парень перестал смеяться. Белое и круглое, как месяц, лицо его омрачилось.

— Возле дороги, в Шумнатице, неподалеку от села стоит крест…

— Ну и кто же под ним?

Сын овчара замолк. Глаза его, устремленные на Замфира, засветились.

— Ведь не я, раз стою перед тобой, — продолжал Замфир. — Если бы там лежал я, был бы не крест, а пирамида с пятиконечной звездой.

— Ты! — с волнением проговорил паренек. — Ты умерший.

— Я?! — рассмеялся Замфир.

— Ты! На кресте написано твое имя.

— Но я ведь жив!

— На кресте написано: «Здесь покоится умерший Замфир Попов».

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Замфир. Эхо разнесло его смех по лесу. — Этого им бы очень хотелось, но не так-то легко похоронить меня. К тому же я не умру, а, если уж суждено, погибну в бою. И на камне будет написано: «Здесь лежит павший в бою с врагами».

— Но ведь там так написано, и все село в ужасе. Люди спрашивают, верно ли это. Даже домой к нам приходят. Отец отвечает: «Не знаю, не видел его и не слышал о нем! Возможно, умер…»

— И надо же такое придумать! — прогрохотал товарищ Замфира.

— Они никак не могут поймать нас, поэтому и идут на такие уловки, делают ложные могилы. Авось кто клюнет, и власти нападут на наш след, — задумавшись, произнес Замфир.

— И отец сказал мне то же самое. Говорит, не ходи туда. Там, наверное, в кустах сидят шпики и следят за каждым, кто подойдет. И надо сказать, никто не подходит к могиле. Издалека, с дороги, смотрят, но не приближаются.

— Это интересно. Выходит, для народа мы живы, а для них умерли. Но они боятся даже могил павших героев.

— Я видел на могиле цветы.

— Милые мои…

Замфир смеялся долго, звонко, от всего сердца. Развеселившись, тихо запел: «Ах, знала б моя мать, могилу б мне вырыла». Если бы в руках у него была скрипка, он играл бы долго-долго.

Юноша стоял и любовался командиром. Как и всегда, когда он возвращался с загона домой, им овладело чувство уважения к этому человеку, ему захотелось так же, как и этот герой, бродить по горам и не быть пойманным.

— Ну что, убедился теперь, что я жив? Иди расскажи всем. Скажи моим старикам.

— Ваши ходили посмотреть на крест и плакали.

— Скажи им, чтобы не плакали.

Замфир нахмурился и, повернувшись к товарищу, сказал:

— Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Эта могила должна стать могилой наших врагов.

И быстро проговорил, повернувшись к пареньку:

— Послушай, возвращайся в село и принеси мне краску.

Паренек обрадовался поручению. Как и вся молодежь не только из их села, но из целого края, он готов был сделать для Замфира все.

— А какой краской написано: «Здесь покоится умерший Замфир Попов»?

— На белой еловой доске черной краской.

— Вот черную мне и принесешь.

Парень задумался.

— Где же найти черную краску? Да и не подозрительно ли это будет? А нельзя дегтем?

— Можно. Принеси деготь!

— Зачем же его приносить из села. Он и здесь есть. Дегтярница висит на балке у входа.

— Очень хорошо, очень хорошо! Иди домой и больше не показывайся здесь.

Но юноше не хотелось уходить.

— Хочу посмотреть, что вы будете делать.

— Ты догадываешься, что мы собираемся предпринять, но как это сделаем — не увидишь.

— Почему? — опечаленно спросил верный ятак [13] Ятак — человек, сочувствовавший, помогавший партизанам и повстанцам. — Прим. ред. .

— Потому что мы готовы ко всему.

— И я тоже!

— Да, но, если потребуется, мы можем и в бой вступить.

— Я же ведь комсомолец, дядя Замфир.

— Ты нам понадобишься для другого. Ступай! — Замфир погладил юношу по голове, и тот почувствовал, как от этой ласки обида исчезла. И все же не так легко было расстаться с повстанческим командиром, ставшим легендарным для друзей и грозным для врагов.

— Возвращайся и скажи всем, чтобы не отчаивались. Мы живы, жива и партия, она будет жить и бороться до полной победы над монархо-фашизмом.

Паренек пошел в село.

— И не иди через Шумнатицу, иди напрямик, через Гориняк.

— Знаю, спущусь по тропке, и никто не увидит меня.

— И скажи отцу, чтобы этой ночью сидел дома.

Парень медленно удалялся от тайника и загона, шел, оглядывался, пока не скрылся в лесу.

На следующее утро, когда овчар, перекинув через плечо сумку с хлебом, шел к загону, он увидел, что крест, поставленный у дороги возле леса так, чтобы его все видели, по-прежнему торчит над могилой. Но теперь после слов «Здесь покоится» была вставлена частица «не», и получилось «Здесь покоится не умерший Замфир Попов». А дальше сверкающей на солнце черной краской было дописано: «…а монархо-фашизм». Овчару понравилась эта надпись, но он удивился, кто же осмелился переделать старую. Овчар был первым, кто увидел новую надпись, — люди еще не вышли на работу. Солнце еще только поднимало над горизонтом свою огненную голову. Со стороны села доносились стук колес и пение петухов. Синеватый туман лениво стлался над домами. Овчару очень хотелось увидеть, как люди примут «смену покойников». Это был бунт, призыв к борьбе. Новая надпись была для врага чувствительным ударом. Но где взяли краску? И когда сделана новая надпись? Как блестит эта черная несмываемая краска. Почему она не впитывается в дерево, как всякая другая?