Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— А мне все равно, интересно тебе иль нет! — торжественно провозгласила классная. — Сегодня за чтение получаешь двойку. И напишу в дневнике замечание родителям.

Римма Григорьевна могла договориться о переводе его в класс «А», где ребята были получше подготовлены к школе. Но она видела, что Панаров даровитый и без труда будет отличником. Средний уровень успеваемости был главным показателем, определявшим качество работы педагога и размер его премий. Получив заведомо самый слабый, бездарный класс, она не могла своими руками испортить и без того нерадужные перспективы неминуемой полугодовой проверки подготовки детей требовательным завучем школы.

Алеша всего этого не знал и в очередной раз решил, что «не высовываться» будет лучшей стратегией в непостижимом мире взрослых невразумительных реакций, противоречащих логике его вроде бы совершенно здравых, разумных мотивов и вымеренных действий. Подчистую сметающих эту логику. Уже второй раз, сам того не желая, он совершал что-то неправомерное, не соответствующее ожиданиям и требованиям женщины, которой всеми силами тужился понравиться. Мальчик дал себе зарок, что отныне станет очень осторожным, тихим, малозаметным и будет делать только то, что ему говорят. Двойка в дневнике послужит добрым напоминанием.

Со второй недели обучения у родителей появилась возможность записать детей на продленку, чтобы не спешить ежедневно в школу в обеденный перерыв.

Алеше на продленке показалось занятно.

Сразу после уроков они шли обедать. Школьная столовая почему-то еще не работала, посему дети питались в заводской столовой стеклозавода, что находилась верстах в полутора.

Идти через поросшее густой травой поле по едва протоптанной школьниками дорожке, через ряды двухэтажек с пожилыми людьми на лавочках, с благожелательным и ленивым любопытством разглядывавшими бодро шагавших мимо первоклашек, построенных попарно, с преисполненными возложенной на них ответственностью педагогами впереди, задававшими темп и направление движения, и замыкающими, зоркими очами следившими, чтобы никто не отбился по пути, было легко, приятно и весело.

Широкая асфальтированная призаводская площадь с огибавшей ее по каемке проезжей частью упиралась в карминово-красное кирпичное здание дирекции и главной проходной с тянувшейся от него на сотни метров грязно-серой бетонной оградой с ржавой колючей проволокой наверху, отделявшей охраняемую режимную территорию.

С противоположной стороны яркими, слепящими бликами мерцали на солнце торцевые фасады домов с застекленными лоджиями квартир и залитыми угольночерным битумом плоскими, длинными крышами.

Площадь резко обрывалась на краю глубокого оврага, по дну которого можно было дойти до заброшенного карьера, недавно ставшего местом немеркнущей славы одних и несмываемого позора других Алешиных одноклассников. В бездонную котловину ссыпались кузова сотен самосвалов с некачественной шихтой, битым стеклом, браком и разным заводским хламом. Предполагалось, что со временем овраг будет доверху завален, утрамбован, а поверхность над ним «окультурена».

Покамест это было излюбленное место для игр десятков окрестных мальчишек.

Здесь возможно было изыскать сущие сокровища, алмазные копи: забракованные выпуклые оптические линзы величиной от копеечной монеты до суповой тарелки, способные в минуту поджечь на солнышке бумагу либо сухую траву — ходовой товар, бойко идущий на обмен за конфеты и игрушки от детей из обеспеченных семей; острогранные кусочки битого цветного стекла, россыпи хрустальной подвески и свежайшие, лоснящиеся лепешки антрацитово-черного жевательного гудрона. Достаточно было одному из ребят принести изысканный деликатес — жвачку — в детсад или в школу, как там моментально начиналась эпидемия черных языков, неизменно пугавшая несведущих в лакомствах воспитателей и учителей.

В крутых склонах оврага немудрено было выкопать пещеру: под тонким слоем дерна лежала толща песка, без труда поддававшегося обычным палкам и рукам. Вход внутрь следовало тщательно маскировать травой, ветками и листьями — взрослые со стеклозавода проводили регулярные рейды и безжалостно разрушали плоды нескольких дней кропотливой детской копки — узкие потаенные лазы, уходившие далеко вглубь — после того как однажды песчаный грот, обвалившись, унес жизни трех мальчиков, тела которых долго не могли найти.