Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

Асфальтовый квадрат тенистого школьного двора был со всех сторон окружен высокими стенами каменного колодца, лишь в двух местах отворявшими проходы внутрь — порознь для учеников начальных классов и для старшеклассников.

Пройдя через пустую раздевалку с одинаковыми ровными рядами железных стояков вешалок с пронумерованными крючками без жетонов и деревянной лакированной панелью выдачи верхней одежды без гардеробщиц, изнутри походившей на пчелиные соты из-за множества открытых фанерных ячеек для первой, уличной обувки, детвора осторожно, с робким любопытством поднялась по узковатой и сумрачной лестнице на третий этаж и вошла в просторный, длинный коридор с окнами, выходящими во двор.

Широкие подоконники были покрыты свежей кремовой эмалью и слегка поблескивали глянцем в холодном вибрирующем свете неоновых ламп на гладком потолке. Вдоль противоположной от окон стены тянулись безликие двери алебастрово-белой расцветки, отличавшиеся друг от друга лишь крошечным номерком комнаты над тонкой притолокой.

— Дети, внимание! Вот это ваш класс, сюда вы будете приходить каждое утро, — как-то неопределенно махнула дланью на одну из многих закрытых дверей учительница. — У каждого из вас там будет свое место. Запомните его, потому что меняться местами нельзя. Сейчас вы все войдете в вашу первую в жизни классную комнату и станете в три линии за собой у доски, а я вас рассажу по парам. Мальчик с девочкой.

Вступив заодно с остальными примолкшими учениками внутрь, Алеша увидел три стройных ряда деревянных парт и стульев салатного цвета, застекленные шкафы с заставленными книгами и журналами полками у дальней стены и портреты серьезных пожилых людей, из которых сразу узнал Ленина — помнил с детсада.

Алешина парта оказалась почти в самом конце третьего ряда, далеко от доски и учительского стола. На девочку с двумя пышными бантами, вплетенными по бокам соломенно-рыжеватой головы, что посадили с ним рядом, Панаров взглянул лишь мельком — ничего особенного в ней не нашел.

— Так, дети, все расселись по своим местам и замолчали… Я сказала — тихо! — рявкнула вдруг классная неожиданно низким, хрипловатым голосом. — Во время уроков разговаривать нельзя. Только на переменах. Если кто-то захочет в туалет, нужно поднять руку и спросить разрешения. Букварь, учебники и прописи, что лежат перед вами, возьмите домой — они ваши.

Букварь Алеше пришелся по душе. Темно-синий глянец твердой обложки, яркие цветные картинки на каждой страничке, даже цветистый дедушка Ленин на вставке, с добросердечной лучистой улыбкой смотревший на маленького ученика.

В первый же вечер мальчик вознамерился срисовать портрет из букваря и показать его завтра учительнице. Просидев где-то с час с листом альбомной бумаги и набором ручек с разноцветными стержнями, он остался доволен результатом. Глаза, правда, вышли немножко разные, как у Тошки, но улыбка была очень похожей, и бородку он дочертил вполне натурально.

Предвкушая заслуженную похвалу за добровольные старания, начинающий художник-портретист на одной из перемен гордо извлек рисунок из портфеля и показал учительнице. Вокруг ее стола тут же сгрудился кружок любопытных девочек, с интересом разглядывавших картинку.

— Никогда этого не делай, Панаров! — как гром средь ясного неба, раздался ошеломительный вердикт Риммы Григорьевны. — Ты меня хорошо понял?

— Почему? Разве я плохо нарисовал? — опешив от негаданной реакции женщины, от которой ожидал одобрения, оторопело вопросил Алеша.

— Ленина рисовать нельзя!.. Рисуй все, что угодно, кроме Ленина! — прогремела на весь класс вмиг побагровевшая от священного гнева учительница. — Запомнил?

— Но почему? — не понимал вконец растерявшийся Панаров.

— Это тебе родители должны втолковать, — осуждающе закачав головой, промолвила Римма Григорьевна. — Твой рисунок я оставлю у себя, а с ними поговорю.

— А картинки в книжках? — не унимался мальчик, снова натолкнувшись на что-то вне границ его детского миропонимания. — Там Ленина кто-то нарисовал — значит, можно рисовать?

— Вот когда вырастешь и станешь художником — тогда и тебе будет можно, — отрубила классная. — А пока твое дело — учиться… И Ленина больше не рисовать!.. Запомнил?

— Запомнил, — потупив голову под злорадными взглядами одноклассников, зардевшийся Алеша с позором вернулся за свою парту.