Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— Откуда вы знаете, где именно? — вздрогнул Панаров, возведя очи на полковника.

— Мы много чего знаем, Анатолий Васильевич. Работа у нас такая, — примирительно улыбнулся тот.

— И доколе я у вас тут сидеть буду? У меня дома свиньи, собака, кот…

Виктор Павлович благодушно рассмеялся.

— У вас чуткое сердце… Не беспокойтесь, все зависит от вас. Нам нужно сломать вашего Боксера. С ним от полуночи работают, но еще молчит, запирается. Он не знает, что вы с нами сотрудничаете. Не знает и о задержании с поличным охранников колонии. Нам нужно, чтобы он заговорил.

— И как я могу в этом помочь? — хмуро усомнился Панаров. — У вас ведь есть свои методы?

— Вы имеете в виду дыбу? — снисходительно усмехнулся полковник. — Да, конечно… Но не хочется без необходимости переходить определенную грань. Нам он нужен морально сломленный, но не искалеченный.

— Думаете, подсадите меня к нему в камеру — и он заговорит?.. Он скорее меня там придушит.

— Нет, заговорите вы, — спокойным, безапелляционным тоном продолжал комитетчик. — Мы проведем очную ставку. И вы расскажете в его присутствии все, что уже сообщили нам. А после этого будет ставка с капитаном из наряда охраны. Думаю, он сделает правильные выводы… Как только изложит все, что знает — а знает он гораздо больше, чем вы — вы будете в безопасности. Смысла вас устранять уже не будет ни у его ближайших подельников, ни у людей в погонах. Понимаете?.. Это единственный путь защитить вашу жизнь.

Панаров призадумался. Встречаться с Боксером, смотреть ему в глаза, говорить с ним совершенно не хотелось. С другой стороны, Виктор Палыч, вероятно, прав. Пока люди, на которых работал Генка, будут думать, что он что-то знает, но еще не выложил дочиста, в покое его не оставят… Нужно все обделать быстро, до возвращения семьи из поездки.

— Ладно, я готов! — голосом человека, только что принявшего бесповоротное решение, согласился он. — Чем быстрее, тем лучше.

— А мы и не собираемся тянуть. Инициатива и темп — вот что в нашем деле главное. Sturm und Drang, да, Анатолий Васильевич?.. Пройдемте в комнату для очных ставок, там у нас спецаппаратура находится. Я дам вам кое-какой инструктаж технического плана и пару советов из своего опыта, чтобы без импровизаций…

Во время очной ставки Панаров почти не шевелился, повторяя внутри, как мантру: «Я уже мертвый, реальности нет», — и смотрел, не мигая, сквозь дородную мускулистую грудь Боксера. Он неспешно и обстоятельно, твердым голосом отвечал на заблаговременно приготовленные вопросы Виктора Павловича, ничего не замалчивая и не опуская деталей.

Генка слушал молча, играя желваками на скулах, буравил, испепелял пронзительным взглядом, прожигая бешеными глазами дырку во лбу кореша.

Лишь на самом исходе, когда Анатолий подписывал каждый исписанный лист протокола, он заслышал, как тот прошипел ему в спину:

«Ты что, сука, бессмертный?.. У тебя земля под ногами гореть будет!»

Панаров, не оборачиваясь на Боксера, развернулся и покинул кабинет в сопровождении конвоира. Выйдя в коридор, он первым делом поинтересовался, может ли идти домой.

— Нет, пока такого распоряжения не было, — отрезал тот.

Покончив с обеими очными ставками, Виктор Павлович остался в кабинете наедине с повесившим голову Боксером. Он молча курил, стряхивая пепел о краешек пепельницы, и с интересом изучал могучую фигуру сидевшего напротив арестованного.

— Ну что, Геннадий Сергеевич?.. Вы все слышали. Как вы считаете, достаточно этого, чтобы вы навсегда исчезли? Вы представляете угрозу безопасности государства. А это значит, по Сартру, что между бытием и ничто вы выбрали ничто. В этом ваша жизненная трагедия — вы все время делали неправильный выбор. Сейчас внимательно послушайте меня и постарайтесь услышать, — поднявшись с кресла, подойдя и наклонившись почти к уху сидевшего на железной табуретке Боксера, многозначительно попросил полковник. — Вы выбрали не тех людей, — врастяжку, почти по буквам, промолвил он. — Ваше бытие оттого подошло к концу. Но я хочу дать вам последний шанс. Вот здесь, в левой руке — ничто, — медленно раскрыл он длань. — Вы никогда отсюда не выйдете… А вот здесь, в правой — бытие. Выбирайте, с кем вы: с нами или против нас?

— Хотите, чтоб я стукачом вашим стал?.. Как тот чмошник? — презрительно оскалил зубы Боксер, вызывающе, без страха глядя в крупную переносицу комитетчика. — Опущенным не был и не буду…