Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

— В будке с «химиками»… Она не досматривается заводскими.

— Вот как? А как же наряд охраны?.. Куда заключенные от них коробки прячут?

— Там двое есть, которые в деле с Боксером. Он по их графику работает. Капитан некий южной наружности и сержант здоровенный за рулем.

— Не злословите на нашу доблестную милицию? — лукаво покосился Виктор Палыч. — С виду советские люди, облеченные властью, а на самом деле, значит, серые оборотни в погонах?.. И куда идет товар — в колонию?

— Нет, его за городом перегружают в другую машину. Водила рыжий такой, кепка все время или фуражка на глазах. Лица я особо не разглядывал… Места всегда разные, по дороге в сторону Сумзы.

— Наряд охраны ящики на глазах у заключенных таскает? Или их понуждают? В сообщники, значит, берут криминальный элемент?

— Нет, для этого я в будке с зеками еду. Вдвоем с тем рыжим, будка в будку — быстро получается. Зеки, конечно, помогают иногда, бывает — тоже люди… Потом я во второй будке на склад какой-то в Сумзу еду. Где находится — не знаю. Окон в будке нет.

— А наряд, значит, с заключенными возвращается в колонию? Рискованно… Ведь они язык за зубами держать не станут.

— Они Боксера боятся. У него свои ребята и между сидельцами, и наверху, в колонии. Как кто болтнет чего лишнего — так на «химии» несчастный случай… В плавиковой кислоте живого топят. Мне сам Боксер рассказывал.

— Решительный человек, хладнокровный и инициативный, — похвалил полковник. — Значит, зеки молчат… С начальством колонии им ссориться тоже не с руки. А что-то еще о той, второй машине, о складе в Сумзе рассказать можете?

— Нет… Ангар здоровый такой, поодаль от железки стоит. Стеллажи высокие, и поддонов на полу много. Двое там от меня товар принимают — молча, ничего не подписывают, бумажек не дают. А меня ночью обратно в город поближе к заводу в той же будке подвозят, и я до конца смены успеваю на территорию вернуться.

— Как же? — с интересом взглянул на него Виктор Палыч. — У вас ведь пропуск на проходной остается?

— Есть варианты… Если не возражаете, я бы не хотел тут в детали вдаваться.

— Понимаю… Хорошо, для нашего дела это не так существенно. Значит, надо будет отследить всю цепочку… И взять тех, что на складе. Через них мы узнаем, как товар по стране расходится. И где у них филиалы имеются, включая головной. Ясно, что ваш Боксер — всего лишь один из исполнителей, не мозговой центр. Ну что же, давайте присядем где-нибудь в сторонке, и напишете мне явку с повинной… У меня как раз бланки с собой имеются.

Панаров изумленно застыл на месте.

— Виктор Палыч, а без этого нельзя?

— Ну что вы так испугались? — отечески улыбнулся тот. — Как же мы оперативные мероприятия проведем?.. По своей инициативе? Тогда вы как подельник пойдете и загремите на всю катушку. А здесь вы — наш внедренный в преступную группу агент, ваша явка и активное сотрудничество — лишь прикрытие для прокуратуры и суда. Не можем же мы на каждом углу кричать, что вы наш агент? Мы, Анатолий Васильевич, своих людей не выдаем… Пишите, не бойтесь. Никто вас в тюрьму не посадит, слово советского офицера.

С тяжелым чувством Панаров присел на широкий сосновый пень, положив на колени небольшой планшет, что Виктор Палыч извлек из защитного цвета брезентовой котомки через плечо, взял протянутую им бумагу и ручку и записал все, что только что выложил.

Был ли у него выбор?.. Все происходило как-то само собой, логично и последовательно: неумолимое течение сил, твердое копье событий, довлело над ним от первого разговора с Боксером. По своему свободному волеизъявлению ступив на один из многих возможных путей, Анатолий теперь ощущал, что кем-то вычерченная стезя оказалась бегущей лентой, где и шагать-то не имело особого смысла — лента сама несла вперед без единой остановки, все позднейшие факты его жизни были предрешены фактами изначальными. Бессмысленно и поворачивать обратно — слишком далеко от входа он очутился, а перескочить через ограждения по сторонам было нарушением правил, чреватым бог весть какой вышней карой. Оставалось двигаться дальше и стараться угадать, что же ждет там, впереди, где бегущая лента непременно закончится.

Или не угадывать, а лишь плыть по течению, дрейфовать, сказав себе, что любой путь не ведет никуда и имеет ценность лишь сам по себе, как часть извечного движения материи. Когда-то кем-то нерадиво и бездумно сдвинутой — без причины, без цели…