Сергей Захаров - И восстанет мгла. Восьмидесятые

К тому прилагалась пара пузатых зеленых бутылок «шипучки» — «Советского», с золотистой фольгой на пробках, — и солидная батарея из «Пшеничной», «Московской» и «Стрелецкой». Рядок закатанных чуть вогнутыми жестяными крышками трехлитровых банок с изобильно-сладким компотом из вишни, сливы либо клубники с внушительным слоем бледно-розовых ягод на дне, ждавший своего часа под столом на кухне, привлекал скромное безмолвное внимание мальчика гораздо больше.

Мама накануне на кухне в тазике с горячей водой подкрасила хной волосы и замысловато закрутила на ночь бигуди всякого калибра. И то, и другое было, на Алешин взгляд, совершенно лишним. Как количество репчатого лука в фарше для котлет и в сковородке с кусками вывалянной в муке и яйце жареной рыбы.

Первыми в дом явились аккуратные Фролины. Саженного роста, подтянутый, довольно симпатичный чубатый блондин с густыми рыжеватыми усами, с располагающей к себе, но чуть барственной улыбкой и зычным, раскатистым смехом вкупе с неоспоримой коммерческой жилкой — Алешиной маме он определенно нравился как мужчина. Супруга же была «никакая», по ее мнению. Но с красивыми, добрыми глазами лесной лани, по суждению папы.

— Здорово, тезка! — громогласно поприветствовал ввалившийся с мороза вместе с клубами пара гость задумчиво стоявшего на кухне у стола мальчика. — Растешь, растешь!.. Скоро с меня будешь! Молодец!

— Здрасьте, дядь Леш, — несмело поздоровался Панаров-младший, покраснел и поспешно ретировался в спальню.

— Тольк, я весной машину взять хочу, — поделился Фролин своими задолго выношенными замыслами с Панаровым-старшим после положенных рукопожатий и неспешного извлечения принесенной к столу своей доли снеди из несчетных сумок и авосек. — С рук, правда, с пробегом, но зато не надо ждать… Вот ты щас в горячем — встань в очередь: у вас вроде быстрее движется!

— Зачем? У меня денег нет… Да и куда на ней? — с усмешкой отмахнулся Анатолий. — Мне велосипеда хватает, чтоб к своим в деревню летом съездить.

— Так не хочешь — не бери! — воздев руки к небу и дивясь недогадливости приятеля, воскликнул Алексей. — Ты мне или людям толковым местечко потом продашь — и все!.. Я в горячий гробиться из-за машины не пойду — меня туда калачом не заманишь. А ты все равно уж там греешься.

— Не знаю, Леха, афера это какая-то, — с сомнением покачал головой Пана-ров. — Так бы все в горячем давно делали…

— Вот нету у тебя чуйки на деньги! — полушутя-полусерьезно обвинил его Фролин, погрозив цепким указательным пальцем. — И Надька твоя жалуется, что ленивый ты… Ты, когда через проходную чаплашки выносишь, мне их приноси. Я не водкой, а чистоганом с людьми расплачиваюсь — внакладе не будешь. А то рискуешь, как дурак, без смысла… Можешь вообще пресс неполированный от себя выносить — за него штраф небольшой только, если возьмут у вертушки.

— И что ты с этим прессом делать будешь? — недоверчиво полюбопытствовал Алешин папа. — Кому он нужен?

— А это уж моя забота! — подмигнул и заговорщически улыбнулся длиннорукий делец. — Есть у меня человечек один — в гараже сам с кислотой канителится, полирует и мне потом готовый товар возвращает… Ты подумай над предложением, Толян. Сидишь ведь на прессе…

В дверь степенно вошел знающий себе цену тореадор Козляев с женой Антониной с обильно развитой грудью над контрастно узкой талией, что она довольно прямолинейно подчеркивала плотно облегающей гипюровой блузкой.

— Здорово, Панаровы, с наступающим всех! — бодро прогорланили оба в два голоса.

— Вот здесь, Надьк, вынимай давай: студень, ливер, рулет мясной, колбаса своя, паштет домашний, сало. Порежьте быстренько с Тонькой и ставьте на стол, — деловито распорядился Семен.

Покуда женщины последними сноровистыми штрихами доводили до совершенства плотно накрытый стол в задней, мужчины с удобством разместились в зале на диване-книжке и в креслах по бокам, рассеянно поглядывая на телевизор, неуверенно светившийся голубоватым экраном из-за пушистых ветвей разноцветно украшенной елки.

— Слыхали, мужики? Дубницкому-то вышку дали за особо крупный!.. А в доме его гостиница заводская теперь будет, — слегка гнусавя солидным, с горбинкой, носом, будто бы с оттенком торжества возвестил Козляев. — Полная конфискация — жене с ребенком одну комнату только оставили.

— Дурья башка потому что… Да, Сема? — со значением ухмыльнулся Фролин, мудро покачав головой. — Кто ж такие хоромы почти напротив проходной ставит? ОБХС той дорогой на работу каждый день ездит. Мир хижинам, война дворцам… Но как человека — жалко. Все ж таки детсад, школу, домов невесть сколько понастроил, за дело душой болел. Народу много от завода квартиры в двухэтажках получило… Работать умел и перед рабочими нос не задирал, здоровался с каждым.