Мишель Деон - Высший круг

— Я предложила бы тебе остаться, — сказала Элизабет, — но, во-первых, я смертельно устала, а во-вторых, Джордж, возможно, вернется этой ночью, во всяком слу­чае, завтра рано утром. Ему не понравится, что здесь кто-то есть.

Артур не стал спрашивать, кто такой Джордж. Он ин­стинктивно отнес его к легким теням, проносившимся по жизни Элизабет, как и он сам пролетит по ней в свое вре­мя. Незачем спешить. Она положила руки ему на плечи.

— Никогда не верь и половине из того, что говорит Же­тулиу. Мы не попали в аварию по дороге из Бересфорда в Нью-Йорк. Он парковался перед моим домом, чтобы вы­садить меня с чемоданами, рядом остановился «кадиллак», оттуда вышел какой-то парень с сигарой в зубах, в по­лосатых брюках и рединготе, достал чековую книжку. Он купил «Корд-1930». Просто так! Для коллекции. Жетулиу сунул чек в карман, и мы в тот же вечер пировали, он за­платил за год вперед за квартиру для Аугусты и заказал себе три костюма. Он вернул сто долларов, которые я су­нула тебе втихую?

— Нет… ты же меня предупреждала. Наверное, то же будет и с билетом, который я ему оплатил, чтобы приехать сюда на выходные.

— Как неосторожно!

— Деньги небольшие, а мне хотелось сделать его своим должником. Аугуста в самом деле больна?

Элизабет погладила его по щеке с чарующей нежностью.

— Это будет нелегко! — сказала она, сочувственно по­качав головой. — Очень нелегко. Но я тебя понимаю: она единственная. Неповторимая! А такие женщины, как я, встречаются где угодно. Потеряешь меня здесь — най­дешь в Вене, в Париже, в Лондоне, в Риме, каждый раз что-то прибавится или убавится, будет новое имя, но в целом — все то же самое. Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь убежать, коротко стригусь, живу на чердаке, ставлю Анаис и Генри на антресолях в Бауэри, где живут только пьяницы и бродяги, разлагающиеся под опорами надземного метро.

Она его поцеловала. Он вернулся на такси. Кроме Грин­вич-Виллидж, весь Нью-Йорк спал.

Он прождал Жетулиу все утро, а тот так и не пришел. По оплошности Артур не выяснил, ни где его найти, ни как позвонить Элизабет, чтобы узнать его номер телефо­на. Заехать к ней значило поставить себя в неловкое поло­жение, если там вдруг окажется «Джордж». Артур проявил больше мужества в трудную минуту, чем сам от себя ожи­дал: углубился в музеи, болтался по Центральному Парку и по улицам до наступления вечера. У администратора го­стиницы так и не было для него никаких сообщений. Он снова пошел ужинать в тратторию Гринвич-Виллидж, но Элизабет туда не пришла, ни одна, ни с кем-то. Ему отве­ли место у входа, за маленьким столиком, где официанты о нем забывали. Та пара, которая вчера разговаривала с Элизабет (он в основном запомнил восхитительную черную руку девушки) прошла мимо, не узнав его. На следующий день, прибыв на Большой Центральный вокзал задолго до отхода поезда, он хорошенько спрятался в головном ваго­не: Жетулиу оставил у него свой обратный билет, это была единственная веселая месть. За несколько секунд до отъ­езда он увидел перекошенную физиономию бразильца, который бежал по перрону с хвоста поезда, отчаянно его разыскивая. Жетулиу — запыхавшийся, со сбившимся на сторону галстуком, без шляпы — наконец, появился в ко­ридоре, вне себя от досады, когда поезд уже въезжал в тоннель под Ист-Ривер.

— Мог бы подождать меня на перроне! Я тебя ищу, ищу…

— Я думал, что ты останешься с Аугустой. Как она себя чувствует? Надеюсь, ты нашел кого-нибудь, кто сможет тебя заменить у ее постели.

Жетулиу замялся, не зная, следует ли обидеться на под­начку или притвориться, будто ничего не заметил.

— Спасибо за участие. Сегодня утром ей уже лучше. Тебе передали от меня записку в гостинице?

— Я ничего не нашел.

— Правда? С ума сойти! Я несколько раз звонил, оставил свой номер, просил соединить с тобой. Тебя вечно не было на месте.

В общем, ему хотелось, чтобы Артур почувствовал себя виноватым из-за того, что не сидел возле телефона и дове­рился безалаберной прислуге. Несколько раз он возвращал­ся к невероятному стечению обстоятельств, разлучивших их на это краткое время, помешав французу увидеться с Аугустой. Она даже плакала. О… немного, несколько сле­зинок, чтобы смыть печаль. Когда подошел контролер, Же­тулиу начал ощупывать свои карманы один за другим, с возрастающей тревогой:

— Мой билет! Я потерял билет!

Артур достал оба билета из своего кармана:

— Хорошо, что я обо всем подумал!

С этого дня он решил мучить Жетулиу. На следующей неделе он избегал его, как мог, и сблизился с ним снова только из-за экзамена. Жетулиу, который несколько ночей проиграл в покер (впрочем, весьма успешно), не помнил ни слова из лекции об оси Рим-Берлин. Артур великодушно, или радуясь возможности получить очко в свою пользу, подсказал ему даты и план ответа. Самое противное, что при объявлении результатов преподаватель долго разбирал работу Жетулиу. Ее достоинства были тем выше, что автор во время послед­ней мировой войны находился далеко от театра военных действий. Жетулиу превосходно разыгрывал скромность. Забыв поблагодарить Артура, он даже вставил несколько со­ветов о том, как нужно трактовать современную историю перед наивными американцами. Он непредусмотрительно не подумал о том, что вся история повторится через неделю. Жетулиу переживал период большого везения и ложился на рассвете после напряженных партий в покер — один из спо­собов выставить напоказ раскованность высшего порядка. Артур безжалостно подсунул ему пророческую цитату Кинза, которая на самом деле принадлежала Бэнвилю, волевым решением восстановил монархию в Австрии в период между двумя мировыми войнами и перенес на один год крах на Уолл-Стрит. Преподаватель новейшей истории был просто ошарашен и приписал эти ошибки усталости Жетулиу, кото­рый после занятий набросился на своего друга: