Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— Нисколько не мешает! И сидит плотно, не съезжая. На следующем пороге сухими будем! Варит же у тебя голова, начальник…

— Не варит, Витя, а куме-екает! — осклабился тот.

Ободренные первой пробой, они лихо вошли во второй порог, который почти во всем оказался подобен первому. Камни мелькали, вода ревела, брызги сыпались щедро, но стекали с полиэтилена. Запороговый плес уже был близок, когда их вынесло на мощный слив через широкий плоский притопленный камень. Не ожидая беды (на первом пороге лодка над такими проскальзывала), они шли по струе, как вдруг нос лодки рвануло, тормознуло, корму тотчас занесло и она оказалась впереди по ходу движения — но самого движения не последовало: подводная часть носа не желала расставаться с зацепистым камнем! Вкруг носа вспенился мощный вал, захлестывая лодку струями, ее рвало и мотало, силилось опрокинуть.

— Толкай!! — бешено закричал Карцев, лихорадочно упираясь шестом в каменистое дно. — Давай же!

Чебураха бестолково, слепо тыкался веслом под лодку, едва удерживая его под напором воды, но вдруг во что-то уперся, приналег — и лодка сорвалась-таки с места. Ее понесло как попало, стукнуло о скалы раз, другой, но видно фортуна была все еще на их стороне, и через минуту они оказались на спасительном плесе. Горе-сплавщики, мокрые, трясущиеся (больше от возбуждения), кое-как причалили к берегу и стали переживать.

— Я уже думал: все! — безудержно лыбился Чебураха. — Прет стена воды! Щас захлестнет!

— А все из-за меня! — сокрушался Карцев. — Изобретатель хренов! С комфортом захотелось прокатиться! Видать, этот узел под днище сполз, вот и зацепил камень… Скидывай полиэтилен на хер! И давай костер разводить да сушить и одежду и груз…

Спустя два дня голодные, усталые, но невозмутимые они выплыли из-за поворота к базовому лагерю на Чилимбе.

В первых числах октября все того же года Сергей Карцев вернулся, наконец, в лоно цивилизации, хотя и поселкового типа. И сразу ощутил несовместность с ней своей бороды, усов и длинных патл, а также продымленной геологической униформы и резиновых ботфорт, еще недавно казавшихся почти изящными. Шагая с рюкзаком к общежитию, он предвкушал, как в тиши своей отдельной комнаты согреет пару ведер воды (поселковая баня, к сожалению, работала лишь по пятницам и субботам), притащит из умывальной одно из общих корыт, сбросит полевое тряпье и отмокнет в этом корыте, отмякнет, намоется… Затем сбреет ненавистное волосье с физиономии, наденет белейшую (или все же голубую?) сорочку с манжетами и погончиками, чуть клешеные, шитые на заказ брюки, модельные туфли, может быть даже галстук, и отправится с визитом к Степановым… «А потом вместе с ними нагрянуть к Вовке Карпенко? Лишь бы на Тамару Иосифовну преждевременно не наскочить, с Тамарой свидимся потом… Впрочем, может и этой ночью…».

Однако пройдя пустынным гулким коридором к двери «своей» комнаты, Карцев был неприятно удивлен: она оказалась чуть прикрыта и за ней слышалась музыка группы «Смоки» — прекрасная на слух Сергея, но не в данном контексте. «Вот и верь бабьему слову!», — мимолетно вспомнил он клятву комендантши никого к нему не подселять, чуть помешкал и постучал. Дверь распахнулась, и на пороге появился… Джон Леннон! Пока Сергей ошарашенно вглядывался — те же фигура, джинса, прическа, очки, черты лица, наконец, — двойник Леннона справился с осмотром пришлеца быстрее и, не скрывая чуть брезгливого высокомерия, проронил:

— Ты, вероятно, и есть тот Карцев, что здесь поселился до нас?

После чего повернулся и пошел в комнату. Лицо Сергея Андреевича вспыхнуло, но усилием воли он сдержался и молча вошел следом.

За время его отсутствия комната резко преобразилась. Окно было завешено эффектной шторой с изображением огромного улыбающегося солнца на темно-голубом фоне. Вдоль одной стены была сооружена двуспальная этажерка, упиравшаяся в развернутый поперек комнаты шкаф. К шкафу примостился обеденный стол, а противоположная стена была преобразована в почти сплошной многоячеистый стеллаж, в коих ячеях размещались самые разнородные вещи: книги, папки, утюг, электроплитка, кофейник, посуда, инструменты, какие-то коробки, но больше всего места занимали плоские серые камни с отпечатками палеофлоры. Центром же этой экспозиции был шикарный стереопроигрыватель, из колонок которого и неслась чарующая музыка.

Вдоль окна стояла еще одна кровать. «Надо полагать, моя», — с неудовольствием подумал Карцев.