Николай Васильев - Три жизни одного из нас [СИ]

— Только ими и занимался: от базальтов до риолитов. А также залегающими среди них рудами.

— Что ж, на Борисихинской площади таких пород предостаточно, но метаморфизованных до состояния зеленых сланцев и пока без медноколчеданных руд. Так что придется Вам поднапрячься и их выявить. Сейчас я выпишу направление в отдел кадров, и они Вас оформят, как положено.

— Спасибо, Юрий Сергеевич, — поднялся с места Карцев, — постараюсь Вас не подвести.

Однако кадровичка Карцева огорошила. Просмотрев его паспорт и не обнаружив прописки, она вернула документ на стойку:

— Без прописки я Вас оформить не могу!

— Но я, вероятно, буду жить в вашем общежитии, там меня и пропишут!

— В общежитии сейчас мест нет. Устраивайтесь на частную квартиру, там прописывайтесь, а потом приходите сюда.

С вытянутым лицом Карцев поднялся в кабинет к Степанову.

— Ничего, — приободрил его Виктор, — с общежитием у нас еще может быть шанс: Маша в неплохих отношениях с комендантшей Тамарой. Сегодня же пригласим ее в гости, и ты должен ее обаять. Она холостячка и до мужчин, по слухам, охоча — тем более, незнакомых, свежих, так сказать.

— И сколько же этой охотнице лет?

— Да, вроде, наша ровесница или чуть постарше… По крайней мере, выглядит она старше, опытнее. Еще бы: раньше-то работала в милиции и дослужилась до капитана! Потом с кем-то там не поладила и подалась к нам в коменданты.

— Ничего себе, портретик ты нарисовал! Небось, еще и внешне помесь кобры с табуреткой?

— Да нет, внешне она как раз яркая, все при ней. Вот только если тебе не нравятся еврейки… Хотя в институте ты ведь всех одобрял: и кубинок, и узбечек, и евреек…

— Ну, в этом я по-прежнему интернационалист, — заулыбался Карцев. — Как она относится к коньяку?

— Не знаю, не угощал. А стопки с водкой опрокидывает лихо, по-мужицки. В ментовке, наверное, и спирт употребляла…

— Нет, раз стоит задача обаять, до водки мы опускаться не будем. Только коньяк и шоколадные трюфеля — естественно, за мой счет. Уж очень не хочется снимать угол в частном доме с удобствами на дворе.

Приятели чинно сидели на диване, против телевизора и обочь журнального столика, заставленного угощеньем и украшенного бутылкой армянского коньяка, когда в комнату вошли Маша и темноволосая, среднего роста женщина в блескучем тесноватом платье, «подчеркивающем» формы, которые и в самом деле наличествовали. Пока Маша знакомила Сергея и Тамару, они оба внимательно, без церемоний, разглядывали друг друга и, видимо, первым впечатлением остались довольны.

«Да она со своими живыми карими глазами, крупными чувственными губами, гривой тяжелых волос, соразмерными грудью и бедрами при все еще узкой талии и ровных ножках может за красавицу сойти!» — приятно удивился Карцев. Чуть позже он, конечно, углядел легкие мешки под глазами, паутинку морщин вокруг них, рыхловатость бархатистой кожи лица, наметившийся двойной подбородок, уже не девичью шею, грубоватые, жесткие пальцы с желтизной на правой руке (курильщица, видимо, заядлая!), хрипотцу в голосе и вообще некоторую вульгарность… Что подумала о Карцеве Тамара, осталось неизвестным, но она, несомненно, уловила искры восхищения в его глазах, что ей несказанно польстило: окружающие мужчины давно ею не восхищались.

Расселись, выпили за знакомство, одобрив и коньяк и разорившегося на него залетного гостя, причем Тамара тут же ввернула рассказец о какой-то давней пьянке в Криволуцком УВД, когда, вопреки обыкновению, пили и коньяк и шампанское. Впрочем, после второго тоста («за дружбу!») она целиком переключилась на Карцева, выведывая, откуда, почему и зачем он приехал, а узнав о разрыве с женой (глупо было бы скрывать этот факт от человека, ведающего пропиской!), решительным тоном предложила:

— Забудь о ней!

Упоминавшиеся искры погасли в глазах Карцева, но уже захмелевшая комендантша этого не заметила. Во время третьего тоста (естественно, «за любовь!») она рьяно потянулась рюмкой к рюмке Сергея и со значением глянула в глаза. Тот взглядом же изобразил полную готовность к этой самой «любви», но предостерегающе двинул бровями: мол, не стоит сейчас афишировать наше зарождающееся чувство… Словом, все шло как надо, даже чересчур.

Было уже совсем темно, когда гостья и провожатый вышли из дома Степановых. Ночь была теплая, ласковая, предрасполагавшая к прогулке. Войдя в тень от фонаря, Сергей и Тамара плавно обнялись и расцеловались. Потом развернулись и в тесном сплетении, неспешно двинулись в сторону реки, где на берегу в таком же коттедже Тамара жила вдвоем с дочкой. У калитки они вновь стали целоваться, и так горячи, так сочны, так упоительны были ее губы, что в сердце Карцева возродилось восхищение этой непосредственной женщиной. Наконец, она вырвалась из его пылких объятий и горделиво вполголоса рассмеялась: